Принцип Парето
Шрифт:
Третью ночь подряд Костя снисходительно позволяет быть рядом, нарушая привычное нахождение в одиночестве. Неужели Островский настолько вжился в образ мужа? Или же, это возможность примерить на себя забытую роль? Мысли лениво ворочаются на грани сна, тело расслабляется, окутанное запахом Кости, и я ещё больше жмусь к тому, кого не хочется отпускать. Не теперь. Глупое сердце отчего-то тянется именно к нему. Мы выбираем человека вопреки всему: времени, обстоятельствам, возрасту и предпочтениям. Вокруг нас множество тех, кто умнее, красивее, мужественнее, но мы их не видим, игнорируя само их существование, потому что есть
Качаюсь на краю дрёмы, каждой клеточкой ощущая пристальный взгляд. Хочу открыть глаза и повернуться, но сон не отпускает, поэтому я укутываюсь в одеяло и проваливаюсь в приятную глубину. Открываю глаза, когда рассвет вступает в свои права и сразу понимаю – я одна. Чтобы удостовериться, переворачиваюсь на другой бок, встречаясь с остывшей постелью и смятой подушкой. Ушёл. Позволив остаться, покинул меня раньше, точно зная, что я проснусь в одиночестве. Лениво потягиваюсь, прогоняя остатки сна, и сползаю с кровати, чтобы одеться и выйти на улицу. Впервые задерживаю взгляд на камере, прикреплённой на торце крыши, и точно знаю, что за мной наблюдают. Плевать. Всё-таки Парето мне законный муж, а что мы делаем за закрытыми дверьми, никого не касается, и пояснять свои действия никому не обязана.
Тихонько захожу в коттедж, осторожно двигаясь в полутьме, чтобы не разбудить Тасю. Она сладко посапывает, укутавшись одеялом по самый нос. Сон отступил, поэтому иду в душ, выполняя все утренние процедуры, а, возвратившись, наблюдаю свою девочку, сонно потирающую глаза.
– Доброе утро, родная, – целую попеременно сладкие щёчки, отчего дочка пищит и весело хохочет. – Пора просыпаться, умываться и собираться. Скоро Гриша придёт.
– Ой, – соскакивает и несётся в ванную, – мы забор сегодня будем строить.
– Кого?!
– Мам, забор! Чтобы лошади от кареты перескакивали его!
– А-а-а, – не до конца понимаю, что имеет ввиду Тася, но согласно киваю, потому что забор – это серьёзно.
На удивление быстро собираемся, но, открыв дверь, сталкиваюсь на пороге с Ароновым, который неуверенно переминается с ноги на ногу. Позади стоит Гриша.
– Забери девочку, – отдаёт приказ Альберт Витальевич, и парочка удаляется на качели. – Лена, собирайся.
– Собираться? В город едем?
– Не в город. Собирай вещи. Все вещи. Свои и дочери. Внимательно, чтобы ничего не осталось.
– У меня немного, всё новое сгорело вчера в квартире Константина Сергеевича… А куда я еду?
– Далеко, Лена, – цедит сквозь зубы, вероятно, не желая говорить больше, чем мне положено знать. – На сборы у тебя час, ни минутой больше.
– Я могу узнать подробности? Позвонить Островскому?
– Не можешь. Я исполняю его поручение, точнее, просьбу друга. Моя задача: доставить вас с Таисией в назначенное место к определённому времени. Всё. Собирайся, Лена, я жду.
Альберт Витальевич уходит, а я, постояв недолго в дверях, принимаюсь складывать то немногое, что у меня имеется. Оказывается, у Таси в два раза больше вещей, чем у меня, о чём говорит набитый чемодан и небольшая сумка. Гриша забирает у меня тяжёлую ношу и идёт в направлении двух машин перед домом, молча загружает мои вещи. Паника немного отступает, когда на заднем сиденье вижу Аронова, а Гриша садится на
– В аэропорт.
Глава 28
Дорога в молчании, а в голове вихрем проносится прошедшая ночь, когда Островский был непривычно нежен и внимателен, заранее зная, что утром мне придётся покинуть дом Аронова и его. Внутри теплится надежда, что в аэропорту нас ждёт Костя. Но увы, приехав, Гриша молча выгружает наши вещи, а затем берёт на руки Тасю, которая озадаченно осматривается по сторонам.
– Документы и билеты у Григория, – указывает на парня Аронов. – Он летит с вами для безопасности и твоего спокойствия. Вас встретят, всё объяснят. Не переживай, Костя обо всём позаботился.
– Он что-нибудь просил передать? – делаю попытку получить хоть кроху информации.
– Нет. Ничего.
Надежды рушатся, опадая пеплом к ногам, когда приходит осознание, что Островский не составит нам компанию, и, возможно, больше никогда не появится в нашей с дочкой жизни.
– Вам пора, – подгоняет Аронов, кивает Грише, который подхватывает чемоданы и направляется к зданию аэропорта.
– Он к нам прилетит? – спросив, с надеждой смотрю на Альберта Витальевича, который лишь вздыхает и закрывает дверь автомобиля.
Машина срывается с места, а я, проводив взглядом чёрный внедорожник, плетусь за Гришей. Хочется бежать в неизвестном направлении, закрыв глаза, и кричать что есть силы от того, как мне сейчас больно. Проходим регистрацию, и если бы не Гриша, я, вероятно, сидела бы в ступоре, уткнувшись в одну точку. Они с Тасей болтают о чём-то своём, а я будто в бреду не в состоянии уловить суть их беседы. Уже в самолёте, когда дочка засыпает у меня на коленях, и я понимаю, что мы летим в Стамбул, немного успокаиваюсь, вновь возвращаясь мыслями к Косте.
Самолёт приземляется часа через четыре, Гриша ведёт меня за собой. Несёт на руках Тасю, которая спит на его плече, не пробуждаясь от шума огромного аэропорта и множества голосов вокруг.
– Лена? – Откликнувшись на своё имя, вижу перед собой высокого, статного мужчину: около шестидесяти лет, благородная седина, белоснежная улыбка, которую он прямо сейчас являет мне. – Я Серхат, друг Кости, – протягивает мне ладонь, которую я тут же пожимаю. У него практически отсутствует акцент, лишь произношение некоторых звуков выдаёт.
– Очень приятно…
– Нам туда, – указывает в противоположном направлении, и мы следуем за ним. – Я вам всё покажу. У вас будет свой дом: два этажа, огороженная территория, много зелени и детский городок для девочки. В паре кварталов большой парк, куда можно сходить с ребёнком. В пешей доступности торговый центр, кафе и набережная. Костя всё предусмотрел.
Костя всё предусмотрел… Заранее зная, что отправит нас в другую страну, оставшись бороться с собственными демонами в одиночестве. Сейчас, как никогда я бы хотела находиться рядом, чтобы поддержать и в который раз напомнить, что есть вещи важнее, чем стремление умереть, разочаровавшись в этом мире. Погружённая в собственные мысли, не замечаю, как подъезжаем к высоким воротам, которые перед нами отворяются, пропуская на территорию.