Принцип Парето
Шрифт:
Компактный, с виду уютный двухэтажный дом, окружённый острыми высокими кустарниками и деревьями. Множество извилистых дорожек сплетаются и скрываются за домом, где, как, мне кажется, тоже есть на что посмотреть. Здесь весна уже является полноправной хозяйкой, одаривая лучами солнца и порцией тепла. Следуя за Серхатом, попадаем в светлую гостиную с огромными окнами в пол и мягкой мебелью. Обжитое помещение, наполненное уютными мелочами: растениями, статуэтками, напольными вазами и витиеватыми светильниками. Островский знал, что мне понравится.
Гриша поднимается на второй этаж и укладывает Тасю в одной
– Ваши новые документы, – Серхат протягивает папку.
– Документы?
Кивает, намекая открыть. Достаю бумаги, которые продублированы на двух языках. Новый паспорт, в котором стоит имя Нур Шахин и моё фото.
– Нур – это моё имя?
– Да. У девочки Таифе.
– Нур… Интересное. Почему оно?
– Костя выбирал. В переводе с турецкого означает «свет».
В груди болезненно жжёт от сказанного Серхатом, и почему-то вспоминается, произнесённое Островским: «Ты – мой свет». Костя никогда ничего не делает просто так, поэтому по венам разливается надежда на его приезд.
– А фамилия?
– Фамилия моя, Лена. По документам вы с девочкой моя семья. На какой-то промежуток времени будет так по просьбе Кости.
Усмехаюсь, чувствуя себя переходящим знаменем, а не живым человеком с чувствами и желаниями. Рома, затем Островский, теперь Серхат. Третий брак в двадцать шесть лет – это достижение.
– Вы будете жить с нами?
– Нет, – качает головой, направляясь к выходу. – Буду заезжать периодически, проверять, как у вас дела. С вами останется Гриша для вашей же безопасности, да и проще, когда рядом тот, кто хорошо знаком. По легенде он твой брат, приехавший погостить. Всё необходимое имеется, инструкции в папке, как и новый телефон. В него уже вбит мой номер, поэтому звони, если что-то потребуется.
Серхат уходит. Просматриваю содержимое папки, выясняя, что и у Гриши новые документы, по которым он Керем. Включаю телефон и сразу набираю номер Островского, который заучила наизусть, но мне отвечают, что абонент больше не обслуживается. Номеров Аронова и Петровны не знаю, да и звонок им может негативно отразиться на нас. Костя заметает следы, сменив для нас страну и имена. Неужели всё так серьёзно и Островский предполагает, что взрывом его квартиры дело не ограничится? Не желаю думать о последствиях, к которым он в отличие от меня, был готов изначально.
– Ты разговаривал сегодня с Парето? – спрашиваю Гришу, как только он спускается со второго этажа и устраивается на кухне.
Холодильник забит под завязку и, несмотря на полный душевный раздрай, нужно что-то приготовить для Таси и моего «брата».
– Перекинулись парой слов, когда он уезжал в четыре утра. Поднял меня, дал указания и уехал.
– Говорил обо мне? – застываю в незавершённом движении, с придыханием ожидая ответа.
– Сказал, что отвечаю за вас головой.
– Почему именно ты?
Понятно, что Гриша сблизился с Тасей, присматривая за ней, но тотального доверия Островского это не гарантирует.
– Лен… – проводит пальцами по волосам и закусывает губу, видимо, решая, достойна ли я его объяснений. – Константин Сергеевич – мой дядя. Моя мать была его двоюродной сестрой, намного старше. Он родом из маленького посёлка в Рязанской области. Ещё в семнадцать лет уехал
– А ты знал его до… – мнусь, не сооброжу, как правильно сформулировать вопрос.
– Знал. Пару раз приезжал к родне с женой и сыном. Мать тогда тяжело болела, деньги требовались, он подкидывал, никогда не скупился. Эти средства нам тогда очень помогли, мама протянула значительно дольше, чем прогнозировали врачи. За это я Островскому безмерно благодарен.
– А я думала, что ему на всех плевать.
– Иногда то, что ты думаешь о человеке, не всегда совпадает с тем, кем он является на самом деле. Знаешь, – Гриша подпирает ладонью подбородок, улыбаясь, – он ведь тогда так за Тасю испугался, что у него руки тряслись. Ни разу его таким не видел. А когда рассказал, как к тебе Шакал подкатывал в торговом центре, – парень присвистывает, закатив глаза, – у него пар из ушей валил и ноздри раздувались, как у быка на корриде, перед которым красным полотном машут. Он ревновал.
– Ему не присуще это чувство.
– Лен, – отзываюсь на своё имя и внимательно смотрю на Гришу. – Он приедет. Возможно, не сейчас, позже. Он Тасе обещал.
И это, как минимум, озадачивает, потому что Костя обещаний не даёт. Обещания являются временным эквивалентом: мы обещаем позвонить, встретиться, приехать или выполнить какое-то действие. Островский же, так долго жить не намерен.
– Я давно хотела спросить… Можешь не рассказывать, если он запретил… Кто в него тогда стрелял? Воронов?
– Твой муж.
– К-кто? – не верю в услышанное.
– В твоём телефоне отслеживающее устройство стояло, – кивком даю понять, что я в курсе. – И прослушивающее. – А вот это уже что-то новенькое. Это значит, Костя был в курсе моих разговоров с Петровной и Валей. – Как только твой муж позвонил, Парето с парнями сорвался по отобразившемуся адресу. Сразу нужно было понять, что это подстава, – вздыхает, – какая-то халупа в лесном массиве на краю земли. Но Островский и предполагал, что Орлова засунут подальше, чтобы раньше времени не засветился. Приехали, а там люди Воронова, вооружённые и готовые к гостям. Водителя сразу подстрелили, пока Парето его вытаскивал, сам две пули поймал.
– Он же всё просчитывает, планирует, оценивает риски… – сосредоточенно смотрю на Гришу, не понимая, как Костя мог так облажаться.
– Если бы в тот день парни вытащили твоего мужа, Шакал автоматически остался бы без козыря. Всё закончилось бы намного раньше в пользу Парето.
И я бы стала ему не нужна. Не было бы вынужденного брака, поездки в город, вечера в доме мэра, взрыва и времени, проведённого вместе. И меня сейчас здесь не было.
– Он не приедет… – шепчу в пустоту. – Достигнет желаемого – умрёт или сядет надолго, – ты вернёшься в Россию, а мы с Тасей…