Принцип Парето
Шрифт:
Глава 30
Замешиваю тесто трясущими руками, посматривая в сторону лестницы на второй этаж и ожидая появление Островского. Всё валится из рук, не могу вспомнить, какие ингредиенты добавлять, и, кажется, отмеряю две порции сахара. Тася бегает вокруг меня, но старается не шуметь, опасаясь разбудить Костю.
– Когда он приехал? – без привычного утреннего приветствия спрашиваю Гришу.
– Перед рассветом. Серхат привёз. Позвонил, я открыл ворота. Бросил сумку у порога, – показывает на чёрный кожаный саквояж, в котором, как, мне кажется, всего пару вещей, потому что он слишком тощий. – Заглянул к Тасе, несколько
Легче не становится, потому что я надеялась, что Гриша прояснит появление Кости и его возможность остаться с нами. Нас привычно трое. Каждое утро мы спускаемся на первый этаж, и пока я готовлю завтрак, разговариваем, обсуждаем планы на день и как проведём вечер. Но сейчас говорить не хочется, потому что слова припасены для Островского. Гриша понимает, поэтому утыкается в телефон, предварительно посадив Тасю на колени. Смотрят очередную серию мультиков, пока я раскатываю тесто и делаю начинку. Всё, как нравится Островскому.
– Доброе утро, – вздрагиваю, когда слух обжигает любимый голос.
– Костя!!! – пищит дочка и бросается к нему, оказываясь на руках и крепко обнимая за шею.
– Костя? О чём мы с тобой договаривались? А? – возмущается Островский.
– Ой! Папа, – исправляется дочка, а меня начинает трясти с удвоенной силой.
Вот зачем он это делает? Снова приучит к себе ребёнка и растворится в тумане, оставив лишь призрачную надежду.
– А ты мне что-нибудь привёз?
– Не привёз, но, – опережает возмущения, которые вот-вот сорвутся с губ Таси, – заказал. Вечером привезут то, что тебе очень понравится.
– А, что это?
– Увидишь, нетерпеливая.
И Островский смеётся: звонко, открыто, тепло. Мне кажется, я впервые слышу такой смех и ещё больше сжимаюсь, не понимая, как с ним разговаривать. Всё это время молчу, раскатываю тесто и боюсь на него посмотреть, потому что меня сразу накроет истерикой, и я превращусь в слезливую женщину, неспособную держать себя в руках.
Все трое удаляются в гостиную, а через несколько минут открывается входная дверь, и в окне я вижу Тасю и Гришу, которые удаляются по дорожке к воротам. Костя позаботился о том, чтобы мы остались наедине.
– Может, посмотришь на меня? – останавливается и замолкает. Нас разделяет лишь стол, но Костя не торопится подойти.
– Ты надолго? – спрашиваю, не поднимая головы, и выкладываю начинку, всем своим видом показывая безразличие. На самом деле внутри адская буря, которая вот-вот выйдет из-под контроля.
– Насовсем. Если примешь. Если простишь.
– Ты позволяешь мне решать? Это что-то новенькое, – показательно фыркаю, едва сдерживая слёзы и боль, которая глухо бьёт по рёбрам.
Сможет ли Костя принять ту жизнь, которая мне нужна и остаться несмотря на рвение куда-то бежать? Если его месть завершена, а цель достигнута, сейчас он в нерешительности на перепутье: в каком направлении, а главное, с кем двигаться дальше.
Островский бесшумно ступает, огибая стол и останавливаясь за моей спиной почти вплотную. Большие ладони опускаются на мои бёдра, слегка сжимая кожу. Едва сдерживаю стон, ощущая такие необходимые прикосновения, которых была лишена почти три месяца. И пока не сорвалась в Костю без оглядки, оставив без ответа самое важное, с надломом говорю:
– Если… Если ты не планируешь остаться, то не нужно. Не стоит давать мне ложных надежд. Я почти перегорела. Ещё немного, и я смогу дышать без тебя. Ещё чуть-чуть… – голос затухает, потому что к горлу подкатывает вязкий ком, не позволяющий
Уговариваю саму себя позорно не расплакаться перед Островским, сдержав разрывающие эмоции. Зажмуриваюсь с такой силой, что перед глазами расплываются разноцветные круги. И жду. Жду, когда тишину разорвут гулкие шаги, и он выйдет за дверь, растворившись в лицах большого города. Так проще. Легче. Правильно. Оборвать то, почти потухшее, что связывало нас, и начать с нуля без тени Островского за спиной. От напряжения, кажется, готова лопнуть, как воздушный шар. Время остановилось в ожидании смертного приговора человека, на котором сосредоточен весь мой мир.
На талию ложатся мужские ладони, и меня медленно разворачивают, а затем приподнимают и усаживают на стол. Костя вклинивается между моих ног и наклоняется так близко, что чувствую на щеке его дыхание. Распахнув глаза, тону в любимой синеве. С губ слетает стон, когда понимаю, как сильно по нему скучала. И пусть для меня в его графике отведено совсем немного минут, но они мои по праву, и я хочу использовать возможность ощутить его сполна. Тянусь к губам Кости, но он сам прикасается к моей щеке, спускается ниже, шумно вдыхая мой запах, а затем шепчет:
– Я тоже.
Ответ, спустя вечность и три месяца одиночества, сейчас так важен, будто без этих нескольких букв ничто не имеет значения. Островский набрасывается на мой рот, увлекая в яростный поцелуй, выпивая меня и присваивая, как принадлежащее только ему. Так и есть, потому что представить себя с кем-то иным не могу: чужие руки не коснуться кожи, вызвав трепет; губы не смогут увлечь в обжигающий танец, а глаза не наполнятся пронзительной тоской. Всё это есть только в Косте.
Обхватываю ногами его торс и прижимаюсь грудью, ощущая под футболкой сердце, отбивающее удары, и целую. Отдаюсь во власть рук, избавляющих меня от одежды и ласкающих кожу. Зарываюсь пальцами в его волосы, а затем обхватываю лицо, не отрываясь от голодного рта. Костя несёт меня наверх, останавливаясь на каждой ступеньке, чтобы прижать к стене и показать, как он нуждался во мне. Добравшись в спальню, оказываемся голыми и возбуждёнными до предела, а, представив, как Костя будет скользить во мне, выбивая стоны, притягиваю его ближе и обвиваю ногами. Внизу живота разливается знакомое тепло, и я в нетерпении подаю бёдрами вперёд, подталкивая Островского к более решительным действиям. У нас ещё будет время на нежность и неторопливые ласки, сейчас же я хочу иного – ритмично, быстро, на грани. И Костя выполняет мою немую просьбу, когда вгоняет член по самое основание, замирает на несколько секунд, а затем вбивается в моё тело без остановки, подводя нас обоих к немыслимой концовке. Оргазм такой яркий, что меня вытряхивает из тела, в ушах монотонный писк, а сердце бухает где-то в горле, не позволяя свободно дышать. Костя падает на спину, притягивая меня к себе и, найдя мои губы, продолжает вбиваться в мой рот, продлевая эйфорию. Так только с ним. Невероятные ощущения, которых очень не хватало всё это время. Хочется плакать от нежности, скопившейся и неистраченной, одаривая ею любимого мужчину.
Долгие минуты в молчании и наслаждении Костей, который неторопливо водит пальцами по моей спине, выравнивая дыхание. Не решаюсь расспросить о событиях последних трёх месяцев, хотя очень хочу узнать подробности.
– Спрашивай уже, – притягивает и целует в шею с лукавой улыбкой на лице.
– Вчера я прочитала в интернете, что ты получил срок. Пятнадцать лет.
– Поэтому глаза красные? – немного отодвигается, внимательно рассматривая моё лицо. – Плакала? – киваю, подтверждая его слова. – Неужели ждала бы?