Принцип "Земля"

Казаков Максим Георгиевич

–  А тебе хотелось бы, чтобы оно скалилось на тебя с экрана?
– предложил альтернативу Глеб.

–  Ага, это ты бы назвал заботой о тебе?
– поддержал хохму Захар.

Просмеялись и хотели было вернуться к спору, но Милена обратила внимание обратно на телевизор:

–  А чего она так старательно лыбится-то?

Тим, Глеб и Захар посмотрели на экран. Ведущая новостного канала, который так и остался включенным после торжественных поздравлений президента Земли, действительно уже с момента, как их заметили дискуссанты, то есть как минимум с полминуты,

не меняла выражения лица.

–  И долго она уже так?
– спросил Захар.

–  Она так долго уже мучается?
– каскадно поинтересовалась Милена у остальных, кто был в комнате.

–  А кто его смотрит?
– ответил Аким, оказавшийся из танцующих в данный момент ближе всего к Милене и услышавший вопрос.

–  Так, понятно!
– многозначительно потянул Глеб и явно активизировался на этой нетипичной ситуации.
– Или не очень понятно?

–  Это ты думаешь об этом, или я?
– загадочно посмотрел на него Захар.

Глеб многозначительно поднял палец вверх.

–  Не спугни мысль!
– медленно произнес он.

Все отупенно смотрели на экран.

–  Да это просто картинка залипла, со связью что-то, наверное, - предположил Тим.

Милена схватила пульт от телевизора.

–  Нет, не переключай пока, - решительно попросил Захар.

–  Да я хочу посмотреть, везде так?
– пояснила Милена.

–  А ты попробуй, лучше, на кухне посмотреть. Здесь-то тоже интересно, - возразил Захар.

–  Интересно? Она же просто застыла!
– усмехнулся Тим.

–  Это же не может долго длиться, либо отлипнет, либо ситуация будет развиваться, - ответил Глеб.

Милена согласилась и только хотела уйти, но заметила изменения в кадре и осталась. К ведущей подошли две женщины и мужчина.

–  Эй, ты здесь?
– кричали они ей.

Они пощелкали и помахали ведущей перед глазами, похлопали возле ушей. Она реагировала на раздражители, водила глазами, даже немного поворачивала голову, но ничего не отвечала. Ей приподняли руку, но рука плавно опустилась обратно на стол, как только ее отпустили.

Неожиданно кадр быстро поплыл в сторону. Кто-то просто начал разворачивать камеру. В кадре оказались еще несколько человек, таких же замороженных.

–  Техники, наверное, какие-нибудь осветители, - предположил Захар.

–  Возможно, - согласился Тим.
– Слушайте, так вы думаете, что...
– просиял Тим и посмотрел на Глеба и Захара.

Глеб тоже исказился в лице. Понять его выражение было не просто. На нем было и удивление, и радость, и неверие, и предвкушение, и лихорадочное размышление, и даже страх.

Он заметил, что часть компании по-прежнему отрывается под ретрогрессивную музыку.

–  Аким, ты это видел?
– позвал Глеб.
– Эй, кабак "Кому за", нон-стоп закончен. Смотрите сюда!

–  Вы как хотите, следите здесь, я все-таки посмотрю другие каналы, - заявила Милена. И со словами: - Идем со мною, - схватила под руку Захара и потащила его на кухню.

Глеб остолбенело смотрел в экран. За его спиной кто-то неосторожно шаркнул, задев его. Глеб машинально

обернулся. Улыбчиво распардонившись с Эви, внимание Глеба переключилось на окно. Падал довольно крупный снег.

"Значит, теплеет?
– подумал он, где-то внутри почувствовав и другое значение этого слова.
– Теплеет в мире".

По стеклу приоткрытой створки окна под действием душного воздуха комнаты сбежала извилинками вниз капля подтаявшего снега. Другие, казалось, дрожали, поджидая свою минуту для старта.

"Есть вероятность, что они больше не будут править миром. Странно, - вдруг Глебу пришла в голову мысль.
– Мы так и не знаем кто они, и даже не придумали им названия. Мы так и называем их "они". Как их назвал Джоска Кардаш, впервые достучавшийся до всего мира с сообщением об их существовании".

*

Капли часто бились в не поддававшееся им стекло, отбрызгивая себя частично назад. Остальное стекало прямиком на ступеньки водопада, располагавшегося прямо за стеклом, и смешивалось с водой, подаваемой искусственно. Идентичная картина наблюдалась у такого же во всю высоту помещения стекла, отделявшего вторую половину немноголюдной скромной, но вкусной, кафетешки от уличной террасы. Тропический ливень шел на убыль, и ручейки на стекле становились все более отчетливыми. Высокое Солнце придавало им рельеф.

Наблюдая эту картину память достала из своей фильмотеки еще несколько подобных. Но одна из них была особенной. Она была самой далекой, в самой крупной дымке, но все равно самой детальной и теплой. Память ребенка замечает больше подробностей.

Воспоминание той детской умиротворенности совпало с ощущением текущего момента. Герман вдруг явно ощутил, что его отпустило одержимое чувство цели, которое волокло ноги куда-то вперед, чтобы...

"... чтобы там произошло что-то, - подумал Герман.
– Что именно? Работы и подработки, поезда, гостиницы, странные встречи в магазинах, задания, погони, убийства, самолеты, чуть ли не все континенты, где никогда не был и вряд ли бы побывал, всего за несколько месяцев, Австралия, при вылете из Парижа в Аргентину трижды садился из-за неудачных взлетов, рухлядь одна летает, чуть не опоздал из-за нее... Стоп...
– смутились мысли, все-таки уловив в потоке воспоминаний нечто ужасное.
– Какие убийства? Кто убил? Я убил. Дина, Ллеу! Я убил?
– пререкались извилины.
– Вроде.
– Он посмотрел на руки.
– Они. Я помню эти руки. Эти руки держали Дину. Значит, это был я?"

Ужас хлынул в виски. Умиротворенность испарилась. Капли на стекле стали раздражать своей визуальной сыростью, потому что организм начал выводить тревогу из себя потливостью в подмышках и вдоль всей спины.

"Так было нужно!
– прозвучало оправдание в голове.
– Зачем это было нужно? Такой был план! Это я так планировал? А кто это спланировал? А что вообще это был за план? Но я же его весь выполнил! Да! Выполнил! Конечно! Я же три раза возвращался и проверял. Трансфонатор работал, если я что-то понимаю в работающей электронике. Он запустился вовремя".