Природа хрупких вещей
Шрифт:
Крепко обнимаю Белинду с малышкой, и это так естественно, будто мы сестры, хотя я знакома с ней всего четыре дня. Она плачет, и я чувствую, что из моих глаз тоже текут слезы счастья и облегчения: хоть что-то хорошее произошло в этом обезумевшем мире.
— Меня отправили в другое место! — тараторит Белинда. — И не хотели везти в парк, а я знала, что вы здесь! Сами они везти не хотели, а экипажей не было, а потом к нам стал приближаться пожар. Я умолила их привезти меня сюда, а не в Президио, куда отправили
— Я так рада, — говорю я. — Очень рада. Мы с Кэт искали вас по всему парку, в каждый уголок заглянули. Я уже начала подумывать… — Спохватившись, я умолкаю. Не хочу говорить Белинде, что собиралась бросить ее в Сан-Франциско. Я отстраняюсь от молодой женщины и смотрю на новорожденную у нее на руках. Она — само совершенство. Красавица. В личике малютки я не нахожу ни малейшего сходства с человеком, который помог произвести ее на свет. И слава богу.
— Значит, с вами все хорошо? — спрашиваю я. — О вас позаботились?
— Конечно, позаботились. — Медсестра из экипажа теперь протягивает сумку из наволочки мне. — Там запасные пеленки и еще кое-что для малышки, — все, что нам удалось насобирать. Конечно, миссис Бигелоу лучше бы сегодня заночевать под более надежным кровом в Президио, но она настаивала, что должна воссоединиться с вами.
Я беру сумку.
— Большое спасибо, что доставили ее сюда.
Увожу Белинду от экипажа, от ворот с опрокинутыми столбами, от затоптанной травы и ужасной доски объявлений.
— Где Кэт? — спрашивает Белинда, когда мы удаляемся от входа.
— В нашей палатке. Думаю, она переживает за вас с малышкой. Во всяком случае, надеюсь, что именно это ее гложет. Она… сегодня утром она сама не своя.
Белинда смотрит на меня с беспокойством во взгляде.
— Она… она меня винит за то, что случилось на лестнице?
— Нет. И, пожалуйста, Белинда, не пытай ее об этом.
— Ты… он…
Она не в силах задать вопрос.
— Мартин не объявлялся. И вряд ли объявится. Белинда широко распахивает глаза.
— Он оставался в доме, когда мы выбежали на улицу, — сообщаю я, хотя, казалось бы, она и сама должна это понимать. Видела ведь, что он лежал у подножия лестницы, словно мешок костей, видела кровь на ступеньках, видела, что нога его была согнута под неестественным углом. — В кухне. Мне пришлось оттащить его от входа, чтобы он не попался на глаза Кэт. Она думает, что я помогла ему уйти. Но он сильно зашибся, Белинда. Дышал как-то странно.
— И он все еще там? В доме? — тихо спрашивает Белинда.
Я тоже понижаю голос:
— Я абсолютно уверена, что вчера вечером наш дом сгорел. Мартин к тому времени либо уже умер, либо был еще жив, но в любом случае нас он больше не побеспокоит.
Белинда останавливается и смотрит на меня со страхом.
— Если это так, значит…
— Нет. Ничего подобного, — возражаю я тихим твердым голосом. — Причиной его смерти стали падение, землетрясение, пожар и ограниченные возможности человеческого организма. Все это исключительно силы природы. Не мы. Ты меня слышишь? И не забывай: это я бросила его на произвол судьбы. Я и больше никто. Я могла бы сообщить о нем кому-то из полицейских или военных, но не сообщила. Я не спасла его, но это не то же самое, что убийство. Это не убийство.
Не убийство.
В лице Белинды отражается сомнение. Она смотрит на меня, и я хочу убедить ее, что у меня было время подумать об этом. Куда больше, чем у нее.
— Ты уверена? — спрашивает она.
— Да.
— А если он выбрался из дома?
— Не выбрался.
Это вряд ли. Взрывали дома на проспекте Ван-Несс, а не на Полк-стрит. Никто не заходил в наш дом, чтобы проверить, есть ли там люди. Дома на Полк-стрит не проверяли.
Глаза Белинды блестят от слез, как начищенное серебро. Она моргает, и слезы катятся по ее щекам. Я знаю, почему она плачет.
— Джеймса Бигелоу не существовало, — ласково говорю я ей.
— Он существовал, — скорбно улыбается она, глядя на ангелочка, посапывающего у нее на руках.
— И Мартин его убил. Это он убийца, Белинда.
— Нас он тоже собирался убить? — шепотом спрашивает она, не отрывая глаз от спящей малышки.
Я вспоминаю мгновения за несколько секунд до того, как Мартин кувырком полетел с лестницы. В его прекрасных глазах застыла решимость, они были холодны как лед.
— Думаю, да.
Мы стоим и молчим. Вокруг нас снуют беженцы, солдаты, медсестры из Красного Креста, священники и пожарные.
Затем Белинда шмыгает носом и яростно моргает, силясь подавить слезы, которые так и норовят вылиться из глаз. Поворачивается в ту сторону, где раскинулось море палаток, — дает понять, что готова идти дальше. Мы возобновляем шаг.
— Где ты теперь будешь жить? — осведомляется Белинда мгновением позже.
— Не знаю. Я вообще не знаю, что буду делать после того, как отвезу Кэт ее матери.
— Приезжай ко мне. Будешь жить у меня. В гостинице. Комнат много. Будешь помогать мне с гостиницей и с ребенком.
Поможешь мне отпустить то, что никогда не было моим. Вслух она этого не говорит, но подразумевает.
Ее приглашение дарует моей израненной душе крошечное утешение и надежду. Я еще не знаю, что ждет меня впереди. Не знаю, что будет со мной, когда я познакомлюсь с Кэндис. Не знаю, что предложит мне судьба, если вообще что-нибудь предложит.
— Спасибо. Я подумаю. Спасибо, Белинда. Ты очень добра.