Присягнувшие Тьме
Шрифт:
— Кто вел дело Агостины?
— Доктор Пьер Бухольц.
— Он все еще работает в Бюро?
— Нет, он на пенсии. Его «ушли» на пенсию.
— Почему?
— Для полицейского вы не очень-то сообразительны. Он был нежелательным свидетелем, понимаете? Он стал мешать.
— Где его можно найти?
— На дороге между Лурдом и Тарбом. Езжайте по шоссе D пятьсот семь. Большой черный деревянный дом на подъезде к деревне Мирель.
— Спасибо.
Я стал обходить его, и он схватил меня за рукав:
— Будьте осторожны.
— Что вы хотите сказать?
— Они тоже сюда едут.
— Кто?
— Они ищут воскрешенных дьяволом. Вы даже не представляете, насколько они опасны. У них свои установки, они выполняют приказ.
— Кто ищет? Кто выполняет приказ?
— В армии Тьмы множество отрядов. У каждого из них своя миссия.
— Какая миссия?
— Они должны внимать его слову. У них нет книги. Понимаете?
— Ничего не понимаю. О ком и о чем вы говорите, черт возьми?
В его взгляде появилась жалость:
— Вы в абсолютном неведении. Вы продвигаетесь на ощупь, как слепой.
Этот ворон начинал действовать мне на нервы.
— Спасибо, вы меня очень воодушевили.
— Бросьте все это. Вы ходите по их территории!
С этими словами он метнулся мимо меня по тропинке и нырнул в тень деревьев. Несколько секунд я стоял, наблюдая, как его сероватая сутана скрывается из виду. Я не понял предостережения, но был уверен в одном: сам того не зная, незнакомец говорил о моих убийцах.
Людях, которые тоже искали «лишенных света» и были готовы прикончить любого конкурента.
73
Священник не обманул.
На подъезде к деревне Мирель я действительно увидел черный деревянный дом.
Стоявший чуть поодаль от дороги у подножия покрытых скудной растительностью холмов, он очень гармонировал с мрачным фоном. Его окружали голые деревья и бурые поля.
Подойдя к воротам, я позвонил в колокольчик. В саду залаяла собака, потом наступила тишина. Дощатая изгородь была выше моего роста, и мне ничего не было видно. Я уже почти смирился с тем, что в доме никого нет, как вдруг услышал скрип стеклянной двери.
Шорох шагов по гальке, собачье дыхание. Ворота открылись. Я сразу же догадался, что доктор Пьер Бухольц возглавит список психов, которых я встречал до сих пор. Высокий, мощный, в пестром пиджаке с кожаными заплатами на локтях и черных шерстяных брюках шестидесятилетний мужчина с залысинами на высоком лбу, придававшем ему сходство с серым валуном, и окладистой бородкой, напоминавшей строгий ошейник. На морщинистом лице выделялись пронзительные, блестящие, сумасшедшие глаза. Глаза инквизитора, наблюдающие за потрескивающим костром.
— Что вам нужно? — гаркнул он.
Он орал так, словно я находился в десяти метрах от него. На самом же деле я стоял так близко, что до меня долетели брызги его слюны. Я объяснил ему причину моего визита. Театральным жестом он ухватился
— Агостина… Такая трагедия…
Я обошел собаку — большую сторожевую короткошерстную псину — и последовал за врачом в его логово. В черном доме было множество плохо пригнанных окон с частыми переплетами. Все это сооружение больше походило на сборный щитовой домик, чем на «деревянный дом», спроектированный архитектором.
Бухольц остановился, чтобы скинуть обувь и надеть теплые домашние туфли. Я предложил снять обувь. Идея, по-видимому, ему понравилась, но он спохватился и только взял у меня плащ. В вестибюле стояла подставка для зонтов, вешалки для пальто и все необходимое для настоящего охотника: сапоги, дождевик, фетровая шляпа. Ружье с крупной дробью должно было быть неподалеку.
Врач жестом показал мне в сторону кабинета. Я обнаружил там беспорядочное нагромождение мебели. Сплошное черное дерево, но самое главное — бесчисленные безделушки: изображения Пресвятой Девы, Христа, святых. Множество четок за стеклом витрины. Повсюду распятия, чаши, свечи. От погасшего камина пахло холодной золой.
— Садитесь.
Его тон не терпел возражений. Собака пришла вслед за нами. Добродушный пес, по-видимому, привык к своему громогласному хозяину. Я осторожно пробрался между хаотично расставленными предметами обстановки и устроился на диване напротив застекленной двери на веранду. Бухольц склонился над столиком на колесах, позвякивающим бутылками:
— Хотите чего-нибудь выпить? У меня есть шартрез, вишневый ликер, изготовленный доминиканцами, кальвадос из Монлижона, замечательная водка из аббатства…
— Спасибо, мне, пожалуй, рановато.
Я заметил на низком столике катехизис 1992 года. Это означало, что я попал не к католику нового направления, ратующему за отмену целибата. Он плюхнулся в кресло напротив меня и положил руки на колени.
— Что вы хотите знать?
Я начал издалека:
— Я бы хотел сначала вообще поинтересоваться вашим мнением.
— О чем?
— О феномене чуда. Как вы его объясняете?
Он испустил вздох, от которого завибрировали стекла:
— Вы просите меня подвести итог двадцати пяти годам жизни. И пятидесяти годам веры!
— Но существует ли научное объяснение?
— Поверьте мне, как врач я хотел бы знать, как все это происходит технически. Я столько насмотрелся…
Я искал взглядом пепельницу — тщетно. Не стоило даже спрашивать, можно ли закурить. К запаху золы примешивался запах воска и жавелевой воды, что говорило о маниакальном пристрастии хозяина к чистоте. Бухольц продолжал:
— Всегда называют шестьдесят чудес, признанных Церковью, но это лишь малая часть исцелений, зарегистрированных в Бюро медицинских освидетельствований! По вашему мнению, сколько чудес зарегистрировано со времени явления Святой Девы?