Привал странников
Шрифт:
– Как кто?
– удивился Алексей, - Люба.
– Спасибо, теперь я знаю, как зовут хозяйку этого дома, поблагодарил Алексея Глеб Дмитриевич.
– Это называется - выволочка, - прокомментировал происходящее Смирнов.
– Не будь сявым, Алексей.
Вошла Люба, в хорошем платье, причесанная, даже ресницы подкрасить успела - или всегда в боевой форме ждет Алексея? Улыбнулась, обнаружив ямочки на щеках, сказала тихонько:
– Здравствуйте, вы уж извините меня, что так встретила вас, думала, Леша один...
Извинилась и быстренько стала накрывать стол. Веселая в движении,
Смирнов уловил момент, положил ладонь на круглое Любочкино предплечье и сказал:
– Я скоро уйду, Любочка, и тогда вы их накормите.
– Люба, пойдем в другую комнату или на кухню, им поговорить надо, распорядился догадливый Алексей, и они ушли.
– Спрашивайте, Александр Иванович, - предложил Глеб Дмитриевич.
– Как вы думаете, почему он пошел на крайние меры?
– Вы, как мне кажется, и сами понимаете, почему, просто ждете подтверждения. Пожалуйста. Вы, конечно, уже проверили по спискам умерших в лагере?
– И, дождавшись смирновского кивка, он продолжил: - И, конечно, знаете национальный состав: два армянина, три азербайджанца, три грузина и двое из Молдавии. Так вот...
– Вы насчитали десять, а я по спискам выявил одиннадцать...
– Одесский умер в прошлом году. Я продолжаю. Так вот, почти все они народ кавказский: шумливые, широкие, хлебосольные, любящие быть на людях и покрасоваться перед людьми. Первое время, после того как они исчезли из лагеря, они вели себя как надо, но в последнее время, надо признать, распустились. Гостили в тех местах, где их брали, почти не скрывали прошлой своей жизни, намекали и ненужно хвастались, дошло до того, что двое из них полгода тому назад нажали на него, пытаясь шантажировать. Да и нынешняя обстановка, атмосфера демократии и гласности, так сказать...
– Ясно. В Москву вызывали их вы?
– Да.
– Предлог?
– Создание треста по производству спиртных напитков, организация сети транспортировки и сбыта.
– Ишь ты, как серьезно! И клюнули?
– Как не клюнуть!
– Глеб Дмитриевич откинулся на стуле и слегка посерьезнел.
– В свое время Карл Маркс писал о том, что за триста процентов прибыли буржуа пойдет на любое преступление. А тут государство своими ограничениями и запретами дает возможность подпольному дельцу иметь тысячу процентов. Не мне вас учить, что всякий запрет порождает злоупотребление. Алкогольный подпольный бизнес - сейчас самое лучшее место для вложения капитала.
– Вы знали, что их ликвидируют?
– Мне об этом нетрудно догадаться, но так я говорю сегодня в последний раз, только вам, без свидетелей. На следствии и на суде я и мой адвокат будем утверждать обратное.
– А он что будет утверждать на суде?
– Вы думаете, он будет фигурировать на суде в качестве обвиняемого?
– Не прокурора же.
– Позвольте скептически отнестись к вашей уверенности.
– Мы отвлеклись, - Смирнов жестко придерживался регламента.
– Почему "Привал странников"?
– Их, осторожных, битых, приехавших вместе с телохранителями, собрать вместе можно было только на нейтральной
– Понятно, всех разом. Поодиночке убирать и хлопотнее, и можно наследить, во всяком случае, шансов наследить больше, - дополнил Глеба Дмитриевича Смирнов.
– Последний вопрос: вы же не душегуб, почему же вы согласились на такое?!
– У меня не было выбора.
– Прижал?
– Не то слово - удавил. Загнал в угол и удавил.
– Леша! Люба!
– позвал Смирнов, и они тотчас вошли в комнату.
– Я уезжаю. Спасибо, Любочка.
Смирнов не отказал себе в удовольствии поцеловать хозяйку дома в круглую щеку. Глеб Дмитриевич продолжал сидеть за столом, обхватив голову руками и разглядывая скатерть. Когда Смирнов двинулся к двери, он, не оборачиваясь, спросил:
– А вы не боитесь оставлять меня здесь, ведь я очень просто могу раствориться в воздухе?
– Не боюсь. Если вы спрячетесь от меня и милиции, вы тем самым оставите его на свободе. И тогда от него вам спрятаться не удастся. Ну, я пошел.
– Нам что делать?
– поинтересовался Алексей.
– Сидеть здесь и до моего появления не высовывать носа.
– Сопьемся мы здесь, Александр Иванович, - высказал опасение Алексей.
– Мне бы ваши заботы, - позавидовал им Смирнов, сделал общий поклон и покинул квартиру.
Выбрался на Садовое. Пусто впереди и сзади, но береженого и бог бережет: по Ленинскому проспекту рванул к Воробьевскому шоссе, ныне Косыгина улицу - роскошное место для обстоятельной страховочной проверки. Постоял на смотровой площадке - трилистнике дорог, доехав до Мичуринского, свернул и, сделав поворот, промчался по Университетскому до светофора на Комсомольский. Проверился последний раз, слегка нарушая, срезал левый поворот на переключении зеленого на желтый и без паузы пошел на метромост. Чисто.
На Комсомольском, у Третьей Фрунзенской глянул на часы - было без двадцати два. Управился, как обещал. Слева выскочил развеселый Никола в Хамовниках, и он выехал на эстакаду. С горба эстакады он увидел, как на проезжую часть Остоженки вышел орудовец со светящимся жезлом и указал ему этим жестом поворот направо, на набережную. Притормозя рядом с орудовцем, Смирнов недовольно спросил:
– Почему по Остоженке нельзя?
– Остоженка перекрыта на час по распоряжению МУРа. Если тебе на бульвары, давай прямо по Турчанинову и на набережную. У бассейна повернешь, - многословно объяснил скучающий, видимо, здесь милиционер.
Непонятные дела. Смирнов по Турчанинову скатился к набережной. Хотел сделать поворот, как вдруг увидел перед собой черный радиатор большого "лендровера", на бешеной скорости выскочившего из-за угла. "Лендровер" ударил его "Ниву" в лоб. Несмотря на ремень, он сильно ушибся о баранку.
Зашлось сердце, помутилось в голове. Последнее, что он неотчетливо видел: распахнутая дверца, чужое лицо в проеме и опускающаяся короткая дубинка.
Очнулся он на грязном полу "лендровера", к которому его прижимали две пары ног. Дернулся слегка - на руках наручники. Смирнов в гневе и бессилии зарычал, но из-под пластыря, которым был заклеен его рот, донеслось мычание. Сверху сказали раздраженно: