Привет, моя Аварийная

Рам Янка

– Ваш брак — фарс! Глупый каприз!

– Почему?
– сжимаю я челюсти.

– Извините меня, Артур, но что у вас может быть общего? Ты уничтожишь ее карьеру художницы! Ей нужен совершенно другой мужчина. Который станет для нее почвой, чтобы она расцвела, как человек творческий. Двинулась в своих проектах дальше. Переросла свои юношеские... поиски себя!
– ах, вот как это, оказывается, называется!
– А ты даже не можешь позволить себе организовать ей мастерскую!

А мне кто-нибудь сказал,

что она нужна?!

– Какие-то дешевые тусовки! Андеграунд! Моветон!

Нормально…

Вообще-то, именно там я ее и нашел - тусовки, андеграунд, моветон!
– сжимаю я челюсти.

Не хамить «бабуле», - сглатываю я всё, что мне хочется озвучить.

– Где Яна, Катерина Федоровна? Произошло… недоразумение. И нам нужно объясниться.

– Если Яночка ушла от Вас, значит, на то были у нее весомые причина!
– упрямо сжимает тонкие губы.
– Если не хочет говорить с Вами, значит, на это тоже есть свои причины.

Чайная ложечка в моих пальцах деформируется.

– Ар-чи… - предупреждающе шепчет Гарик.

– Артур, Яночка уже осознала, что… вы очень поторопились. Я прошу тебя, не преследуй ее. Она созрела для того, чтобы изменить свою судьбу.

– Может, уже и подходящий мужчина появился?
– встаю я из-за стола.
– Ну... "почва" для ее творческого роста.

– Не обижайтесь, Артур. Он всегда был рядом с Яночкой. Но, возможно, только сейчас она заметила его. На Вашем фоне.

– Так!
– подрываюсь я.

Фон, бл*ть, тебя не устраивает?!

Гарик перехватывает за рукав.

– Ушел… быстро… - сквозь зубы.

Вылетаю из квартиры, на ходу накидывая куртку.

«Всегда был»… «Всегда был рядом»… - стучит в моей голове.
– «На Вашем фоне»…

Старая карга!

Дверь парадной отлетает, выпуская меня на улицу.

Достаю сигарету. Пальцы дрожат. Ломается.

Яна…

Что ты творишь?!

Вдыхаю несколько раз поглубже.

Достаю следующую. В губы. Огонек зажигалки ловит кончик не с первого раза.

Хватит, Яна… Ну, зачем? Тебе нужна мастерская? Будет тебе мастерская. Рисуй! Я не сделал НИЧЕГО!! Не надо, бл*ть, проходиться по мне ТАК!

Дышу... дышу... затягиваюсь поглубже...

Не дай Бог, зараза… Не дай Бог твоя чертова «бабуля» не заблуждается!

Развернувшись, возле меня тормозит Кипиш, падаю к Тери на заднее.

– Ну, что там?

Достаю свой телефон.

Начинаю

пролистывать сохраненные контакты через ее любимые мессенджеры.

– Арчи, - поглядывает на меня Тери.
– Старушка осталась жива, я надеюсь?

– Жива… Вот я – не очень.

– Била тебя зонтом?
– ржут мои придурки.

– Нет, - потрясывает меня.
– Не зонтом. У Янки какой-то кент…

Тери с Кипишем в шоке переглядываются, поглядывая на меня. Вижу боковым зрением.

– Вот!
– подбрасывает меня.
– Она на авке!

Гарик возвращается к нам.

– Арчи, ты, бл*ть, в своем репертуаре! Вел себя, как…

– Как?
– поднимаю от экрана глаза.

Мою жену подкладывают под другого, как я должен себя вести?

– Если ты хочешь, чтобы тебя принимали приличные люди… не будь засранцем!

– Не хочу! Авария принимала меня таким. Всё.

– А может, ты заблуждался? И поэтому развязка такова?

– Не заблуждался. И это не развязка. Я верну ее домой. А там уже посмотрим с... «развязкой».

– Пиши ей!
– нетерпеливо ерзает за рулем Кипиш.

Мои пальцы, дрожа, зависают над экраном. Что написать?

В машине тишина, все уставились на меня.

Кусаю губы. В голове понамешано. Меня прет от воспоминаний уверенного тона бабули - «другой мужчина».

Другой мужчина у тебя?!

Пытаюсь представить, как это. Закрываю глаза. Не могу. Серая пустота. Моя она. Единственный образ - из сна. Чужие руки на ее голой спине и россыпь густых русых волос. Но это же просто кошмар.

Как это может быть — другой мужчина?

С одной стороны — да. Очень даже вяжется. В ее стиле - в ответочку в нос, до отключки.

С другой…

Вот она - обнаженная неуверенная девочка, - закрываю я глаза.
– Этот ее растерянный взгляд, вдруг теряющий вызов… тонкие запястья, шея… хрупкие ключицы… этот горячий, пошлый, но делающий ее очень уязвимой татуированный шрам на животе. И пальцы… нежные...

Не вяжется… Ну, не вяжется она ни с кем. Ни с кем, кроме меня.

Я и вижу ее, почему-то, обнаженную, обнимающую себя крест-накрест, словно пытающуюся защититься от моих этих неуместных мыслей про какого-то другого.

Нельзя к ней прикасаться! Не сметь! Никому!

Мой желудок сводит судорогой от попыток визуализировать… нет, даже не ее образ с другим… Ее взгляд, запах, суть!

Ты бы не смогла, Янка. Ведь ты бы не смогла? Довериться, как мне — не смогла бы, уверен.