Прививка от ничего (сборник)
Шрифт:
Тут забота о здоровье приняла совсем иной оборот. Жёны смазывали царапины йодом, а мы с Михалычем попивали обезболивающее. Когда процедура была закончена, Михалыч задумчиво произнёс:
– А вот интересно, сколько в гранёном стакане граней?
Прозвучало несколько теоретических предположений, ни одно из которых не сошлось с практикой. Тогда Михалыч посмотрел вдаль и упавшим голосом произнёс:
– Я всё понял. Это не гранёный стакан. Это просто стакан с гранями.
Аркадия в этот вечер проводили всего один раз.
С
Всё хорошее, как и всё плохое, когда-нибудь заканчивается.
Настал последний день. Все собирали пожитки, непонятно зачем привезённые в дом отдыха, – пригодилась всё равно только закуска.
Михалыч ковырял ложкой в банке с красной икрой. Может, пересчитывал икринки, а может, ему просто было грустно.
– Пора, – сказал Жестяков.
– Икру кто-нибудь будет доедать или я выбрасываю? – спросил Михалыч.
Мы вытащили вещи и расселись по машинам. Аркадий плюхнулся ко мне на заднее сиденье со словами:
– А всё-таки водка выпаривается через носки…
Караван тронулся, и мы поехали провожать Аркадия последний раз за эти рождественские, сказочные каникулы.
Сканер
Пятница близилась к концу. То есть – не сама пятница, а рабочий день. Что очень разные вещи.
Стрелка часов ползла к пяти. То время, когда до заслуженного отдыха остаётся… много работы. Когда предвкушение выходных витает в воздухе так же ощутимо, как их последствия – в понедельник. Когда планы рушатся и создаются вновь.
В этот ни с чем не сравнимый час я зашёл в нашу дизайн-студию, поговорить с арт-директором. Идти было далеко, и я успел во всех деталях обдумать пятничный вечер. Я представил себе бутылочку прохладного пива, встречу с друзьями, бильярд…
Арт-директора на месте не оказалось. Зато за компьютером одного из дизайнеров я увидел системного администратора. Что уже нарушало привычный ход пятничных событий.
Дело в том, что «сисадмины» – уникальные люди. Они умудряются сочетать в себе швейцарскую точность работы с русским разгильдяйством. Им удаётся незаметно для окружающих отладить работу всей техники так, что их присутствие становится как бы необязательным. В остальное время, находясь у всех на виду, администраторы бросают вызов этой импортной упорядоченности собственным разгильдяйством. Именно поэтому присутствие сисадмина в пятницу вечером предвещало какие-то неприятности.
Он сидел за столом и сосредоточенно смотрел в монитор. Лишь подойдя ближе, я заметил, что монитор выключен, поскольку работа администратора в этот момент не требовала компьютеризации. Указательным пальцем предельно сосредоточенно он открывал зажатую между ног бутылку красного вина…
Услышав мой изумлённый возглас, он оторвал невидящий взгляд от выключенного монитора, тяжело посмотрел в мою сторону и очень спокойно произнёс:
– Так у них сканер сломался…
Разгрузочный день
В начале девяностых мы были студентами.
Традиционная студенческая нищета, о которой сложено много легенд, умножалась на специфику «лихого»
Сейчас вообще не очень понятно, зачем мы это делали. Едой и жильем все были обеспечены, благодаря родителям. Покупать модную одежду не было ни желания, ни возможности – полки магазинов были пусты. Мы довольствовались в меру грязными и рваными джинсами, папиросами «Беломорканал» и портвейном «777». Это полное счастье обходилось настолько дёшево, что «халтурили» мы, видимо, для собственного удовольствия.
Как-то весной удовольствия было очень много. Мой знакомый коммерсант купил два вагона сока. Предстояло перевезти его на склад, загрузив в четыре «фуры».
Сок был расфасован в картонные коробки, по четыре трёхлитровых банки в каждой. Несложно посчитать, что весила эта ноша не менее 12 кг. Но дело было даже не в весе, а в очень неудобной коробке, всё время стремящейся развалиться, выпустив всё содержимое на волю. Приходилось придумывать разные сложные захваты и нежно прижимать предательский картон к себе.
Два дня подряд мы впятером бегали туда-сюда с коробками. Сначала – весело и задорно, с шутками. Потом – уныло и сосредоточенно.
Между первым и вторым днём я решил принять ванну. Проснулся, когда вода полностью остыла.
В общем, удовольствие от такой работы было весьма относительным.
Зато радость от вознаграждения была абсолютной – заплатили, действительно, много. Один из нас на вырученные деньги почти полностью сменил гардероб. Остальные не стали тратить на это время.
Я сидел во главе стола.
Я чувствовал себя настоящим хозяином пиршества, развернувшегося на настоящие заработанные деньги.
Мама возвращалась с группой школьников из Америки. Отец поехал встречать её в Москву, куда приземлялись в те времена все рейсы из капиталистических стран.
Несколько дней в трехкомнатной квартире был только я, младший брат и мои верные товарищи по разгрузке.
Периодически заканчивался портвейн. Тогда я кричал:
– Миха! Ещё три портвейна!
Периодически подходил младший брат и, застенчиво глядя на меня, тихонечко говорил:
– Я хочу кушать…
Тогда я кричал:
– Миха, ещё три портвейна и пять «Сникерсов»!
Брат, неизбалованный сладостями, тоже радовался нашему пиршеству.
Настал день приезда родителей.
Мы помчались встречать их на вокзал.
Перрон был перегорожен двумя машинами ОМОНа. Никого не пускали. Я робко поинтересовался, нельзя ли как-то встретить поезд. Мрачный майор процедил сквозь зубы:
– Мы тоже встречаем…
На всякий случай, я отошёл подальше.
Когда локомотив уже останавливался, многие встречающие выхватили из-под штатской одежды табельные «Макаровы» и побежали по платформе. Потом они все куда-то делись, а машины оцепления уехали. Это было в порядке вещей для девяностых годов.