Приют для беглянки
Шрифт:
На самом деле это было не единственным, что ей хотелось попробовать. И если с творческими экспериментами она планировала подождать до завтра, то другое откладывать больше не собиралась.
Да, ещё недавно она хотела замедлить развитие их отношений, оттянуть момент, когда они окончательно, во всех смыслах слова станут парой. Но после нападения в ней что-то изменилось. Исчез почти суеверный страх перед будущим, подспудное ожидание того, что, если она станет по-настоящему счастливой, всё тут же разрушится.
Больше не осталось внутренней потребности
Упоительное чувство свободы настигло её не сразу. Оно прорастало внутри постепенно, усиливаясь день ото дня — с каждой прогулкой, во время которой она наслаждалась красотой мира, а не суматошно озиралась по сторонам и прислушивалась к каждому звуку, с каждым зажившим синяком и снятием врачебных запретов, с каждым случаем, когда, услышав звонок в дверь, она спокойно шла открывать, а не пряталась за шторами, стараясь сначала разглядеть в окно, кто пришёл.
Она выжила, а её истязатель сидел за решёткой. Это позволило дышать полной грудью, и теперь она была готова жить без оглядки, полноценно, а не наполовину.
Поэтому, когда после ужина они устроились за просмотром очередного фильма, Майя первая потянулась к Арсению с поцелуем. Он в тот же миг развернулся к ней всем телом, притянул ближе. Одна рука зарылась ей в волосы, другая сжала талию и скользнула выше, лаская спину и плечи. Мягкие осторожные губы переместились с её губ на скулы и веки, потом плавно, не пропуская ни одного миллиметра кожи, спустились на шею — но только до кромки воротника.
Трепетная, неспешная, долгая нежность. Безумно приятно, но сейчас ей хотелось другого.
Майя сильнее запрокинула голову, выгнулась навстречу ласкам, желая ощущать не только его губы и руки, но соприкасаться всем телом, как можно теснее. Арсений мгновенно среагировал на это несмелое, неумелое движение. Хватка на её талии стала крепче, губы опалили кожу уже с нескрываемой жадностью, откровенной страстью. Но всё же он не торопился переступать черту, которую она обозначила раньше.
Майя рвано дышала, кусала губы, потрясённая разгоревшимся внутри пожаром, не зная, что делать теперь, как показать, что она готова двигаться дальше. Она хотела быть смелой и раскрепощённой, но поняла, что не представляет, как должна вести себя в такой ситуации нормальная женщина без комплексов, страхов и травм.
Её вдруг охватило смятение. Показалось, ещё немного, и она выставит себя глупой, или неуклюжей, или жалкой — и всё очарование разрушится.
Арсений слегка отстранился, сразу же уловив перемену в её настроении.
— Всё в порядке? — голос звучал хрипло и отрывисто, он держал её лицо в ладонях, а в глазах бушевал голод, смешанный с искренним беспокойством. — Я… снова слишком увлёкся?
Майю поразило выражение его лица — жаждущее, почти хищное, и в то же время — блаженное.
— Нет, — прошептала она. — Совсем не слишком…
Глупое волнение схлынуло так же внезапно, как пришло. И следом настигло понимание — на самом деле
Больше не оставляя себе места для сомнений, она нырнула здоровой, не перебинтованной рукой под его футболку. Медленно обвела контур его бока, прошлась по прессу, чувствуя, как напряглись мышцы под её ладонью, уже с большей смелостью двинулась выше, к грудной клетке.
— Майя… Что ты делаешь?
— Что хочу, — ответила она и сама не узнала собственный голос, так томно, призывно он прозвучал.
Арсений снова взглянул ей в глаза, с явным усилием оторвавшись от поцелуев.
— Ты понимаешь, как мне тяжело каждый раз останавливаться?..
— Больше не останавливайся.
В его взгляде вспыхнуло что-то дикое, первобытное, руки хаотично, уже без прежней деликатности блуждали по всему её телу. Но Арсений не был бы самим собой, если бы не оставил ей путь к отступлению даже сейчас.
— Ты уверена? Ты хотела подождать, — произнёс он между жадными, горячими поцелуями.
— Больше не хочу, — решительно отозвалась она. — Прошлое для меня закончилось, и я хочу жить. Хочу… тебя.
После этого преград не осталось.
Арсений порывисто поднялся, увлекая её за собой.
— Пойдём наверх, — не то предложил, не то пояснил он и, уже не дожидаясь ответа, подхватил её на руки и понёс в спальню.
Когда-то Майя думала, что достаточно знает о физической близости. Она знала, что та может быть наказанием и, наоборот, способом избежать большей боли, может быть знаком покорности и знаком власти, может быть попыткой слепить единое из разного, может быть неотвратимой частью супружеской сделки, когда на самом деле одного не интересует, что чувствует другой.
Была ей знакома и тень удовольствия — в самом начале отношений, ещё до свадьбы, Эдуард старался быть к ней внимательным и демонстрировать нежность. А то, что ей так ни разу и не удалось испытать того упоительного блаженства, о котором пишут в романах, Майя считала недостатком собственного темперамента.
Но никогда прежде она не знавала абсолютного единения душ и тел, не знала того безумия, когда разум перестаёт слушаться, а тело живёт собственной жизнью, изнемогая и плавясь, требуя всё большего — а потом проваливаясь в невесомость и негу, когда то ли летишь, то ли падаешь навстречу чему-то… кому-то…
Она приходила в себя медленно, постепенно. Сначала получилось сконцентрироваться на осязании — и она поняла, что ласкающие её руки никуда не исчезли, только теперь движения стали расслабленными, медлительными, сытыми. Майя потянулась — свободно и легко, даже не думая вернуть на место сползшее с груди одеяло, — открыла глаза и сразу наткнулась на откровенно любующийся, сверкающий беспредельным счастьем ответный взгляд.
— Ты нереально красивая сейчас, — Арсений нежно отвёл прядь волос с её лба, коснулся губами скулы. — И я никогда не был так счастлив.