Призрачный сфинкс
Шрифт:
Еще издали он начал рыскать глазами по мрачной громаде, но нигде не мог обнаружить ничего даже отдаленно похожего на вход. Зловещий гигант возвышался посреди зловещей равнины и не намерен был открывать свои тайны.
Сбавив скорость, Майкл Савински направил марсоход вокруг Сфинкса, продолжая напряженно вглядываться в проплывающую мимо каменную стену. Время от времени он принимался вызывать командира по рации, но все было тщетно. Аллан Маккойнт не отвечал.
Случались у Майкла Савински в этой экспедиции минуты, когда он был бы не прочь сам командовать экипажем «Арго». Похоже, это время наступило:
…Он объехал вокруг Лица трижды. От постоянного напряжения у него начали болеть глаза. Никаких отверстий… Никаких следов Аллана Маккойнта… Вообще – никаких следов…
Он был совершенно одинок на этой проклятой Господом безжизненной планете, в давние времена не сумевшей защитить свои собственные творения, он был одинок и не питал никакой надежды на то, что хоть кто-нибудь из пропавших вернется. Нужно было убираться отсюда подобру-поздорову, захватив с собой это паршивое золото… Довести «Арго» до Земли, и скаэать тем, кто послал их сюда, бросить им в лицо: «Вы жаждали золота? Вот оно, подавитесь вашим проклятым золотом! Цена ему – четыре жизни… и четыре смерти…»
Да, нужно было уносить отсюда ноги, но Майкл Савински знал, что не сможет так поступить. Пока существует хотя бы один шанс из миллиона… Всю жизнь презирать себя за то, что бросил тех, с кем пустился в путь сквозь головокружительные бездны? Навсегда остаться в истории единственным вернувшимся участником Первой марсианской, тем, кто не дождался, кто сбежал? И пусть о миссии «Арго» знает только достаточно узкий круг лиц – разве дело в этом?
Майкл Савински был человеком и тоже носил в себе частицу Божественного огня…
Вернувшись к «консервной банке», у грузового отсека которой цепочкой выстроились заполненные золотом контейнеры – а возле экскаватора осталось еще десятка полтора пустых, – он в сердцах пнул ногой упругое колесо вездехода и поднялся в модуль. Разогрел тубу с мясным бульоном, захватил апельсиновый сок и тяжело опустился в кресло у рации. Нужно было связаться с Землей и доложить обстановку. И получить указания. Командиры у Майкла Савински все-таки оставались, только находились они не здесь, а за дальними-предальними далями, в Хьюстоне.
«И не здесь, и вовсе не командиры!» – угрюмо подумал эксперт, настраивая рацию.
Он был сам себе командир.
Коротко обрисовав печальную ситуацию, Майкл Савински принялся без всякого аппетита цедить мясной бульон, отрешенно глядя на серую переборку. Перед глазами у него проплывали каменные бока Марсианского Сфинкса, и он вновь и вновь старался разглядеть незамеченное, быть может, отверстие, в котором сгинул Аллан Маккойнт.
Ответ ЦУПа был вполне предсказуемым. Эксперту в категорической форме предписывалось прекратить погрузку и немедленно – немедленно! – стартовать. Бросать все к чертовой матери, улепетывать на корабль и ждать на марсианской орбите дальнейших указаний. Не возвращаться на Землю – а ждать.
В ЦУПе тоже еще на что-то надеялись.
«Вас понял», – лаконично отозвался Майкл Савински и запустил ни в чем неповинной тубой с остатками бульона в переборку.
…Он все-таки нашел в себе силы загнать контейнеры с золотом в грузовой отсек.
А вот сил на то, чтобы готовить модуль к взлету, у него уже не было, да он и не собирался заниматься этим. Какая-то странная, всепоглощающая апатия вдруг овладела им, и он стоял у открытого грузового отсека, безвольно опустив руки, и слушал шорох ветра, неравномерными волнами накатывающегося со стороны древнего давным-давно высохшего океана.
Внезапно ему представилось, что Марсианский Сфинкс только прикидывается безжизненной каменной громадой, а на самом деле он – коварное живое существо, хищник, тысячи лет терпеливо дожидавшийся добычи. Дожидавшийся – и дождавшийся наконец. Сфинкс пожрал землян и теперь медленно переваривал их в своем зловонном чреве.
Майкл Савински почувствовал озноб, со злостью плюнул в сторону исполина, поднялся по трапу в модуль и плотно закрыл за собой люк.
Пройдя в кабину модуля, он отключил рацию, не собираясь объяснять Земле, почему не выполнил приказ и вообще не желая никаких переговоров. Охваченный новым приступом апатии, он добрался до койки и обессиленно лег на спину, не снимая комбинезона. Ему было глубоко безразлично все и вся, включая собственную персону, которая теперь занимала его не больше, чем столкновение двух космических пылинок где-нибудь в созвездии Волопаса…
Впрочем, он отдавал себе отчет в том, что эта апатия могла быть защитной реакцией организма, своего рода аварийной подушкой безопасности для нервной системы, расшатанной случившимися трагическими событиями и непредвиденными физическими нагрузками.
Майкл Савински лежал, ни о чем не думая, и ему продолжала представляться монолитная зловещая громада.
…Его разбудили приглушенные звуки, похожие на чей-то голос. С трудом выкарабкавшись из черного колодца какого-то безнадежного сновидения, он разлепил тяжелые веки и тут же зажмурился от неяркого света настенного светильника, ощутив резь в глазах. Голова казалась неподъемной гирей, он не мог пошевелить ни руками, ни ногами – тело было совершенно вялым, а мозг, отравленный болезненным сном, никак не желал проясняться. Майкл Савински беспомощно лежал на койке в грузовом отсеке модуля, и слушал едва проникающие в его затуманенное сознание, доносящиеся словно бы издалека слова.
«Марсианские города – изумительные, неправдоподобные, точно камни, снесенные с горных вершин какой-то стремительной невероятной лавиной и застывшие наконец сверкающими россыпями…»
«Какие города? – неясной тенью проползла по дну сознания вялая мысль.
– Какие сверкающие россыпи? Нет никаких россыпей…»
Голос, ровный, шуршащий, затих, словно пересох от жары еле-еле заметный ручей, а потом зашелестел снова:
«Тихо на предутреннем Марсе, тихо, как в черном студеном колодце, и свет звезд в воде каналов, и в каждой комнате дыхание свернувшихся калачиком детей с зажатыми в кулачках золотыми пауками, и возлюбленные спят рука в руке, луны закатились, погашены факелы, и безлюдны каменные амфитеатры…»