Призрачный сфинкс
Шрифт:
Эксперт вновь попытался открыть глаза, но они никак не желали открываться, а сознание словно опутала прочная плотная паутина. Он не желал противодействовать этой паутине, у него просто не было сил, чтобы пытаться разорвать ее. Он продолжал неподвижно лежать, свесив pуку с койки, и все-таки сумел сообразить, что слышит какой-то книжный текст. Что-то похожее читала Элис командиру Маккойнту, когда все они проходили предполетную подготовку. Кажется, она даже называла имя автора, но Майкл Савински не мог вспомнить его – да и не был он в состоянии собраться, сконцентрироваться – призраки мыслей отрешенно разбредались в разные стороны как унылые погибшие
Майкл Савински не был знатоком литературы – со школьных лет его втянул в себя водоворот Интернета.
«И сильный ветер погнал песчаный корабль по дну мертвого моря, – после короткого затишья продолжал голос, – над поглощенными песком глыбами хрусталя, мимо поваленных колонн, мимо заброшенных пристаней из мрамора и меди, мимо белых шахматных фигурок мертвых городов, мимо пурпурных предгорий и дальше, дальше…»
Это было красиво, и Майкл Савински, даже пребывая в тягучем полусне, оценил старания тех, кто готовил Первую марсианскую – вероятно, запись включалась автоматически, и звучала каждую ночь, способствуя, по замыслу специалистов-психологов, максимальной релаксации и созданию соответствующего психологического фона…
«Хорошая, наверное, задумка… по мнению специалистов… сказки о Марсе… динамик встроен в переборку… луны закатились… безлюдны каменные амфитеатры… песчаный корабль… прямо к Марсианскому Сфинксу…»
Майкл Савински вновь погрузился в глубокий сон, и ему снились голубые призраки, голубые дымки – высокие марсианские песчаные корабли под голубыми парусами.
Утром эксперт проснулся с тяжелой головой. Мышцы болели, словно он всю ночь таскал камни, а окружающее воспринималось отстраненно, как будто весь мир был отгорожен от него толстым стеклом. Воспоминания о миновавшей ночи забились в наглухо закупоренные норы и ничем не давали о себе знать; он даже не мог вспомнить, как добрался до койки.
Мысль о еде почему-то вызывала у него отвращение, но он все-таки заставил себя сделать несколько глотков мультивитаминной смеси – и смесь показалась ему абсолютно безвкусной. Не делая никаких попыток включить рацию и даже не заходя в кабину, эксперт, не надевая шлема, вышел из модуля под утреннее солнце.
Ничего не изменилось в окружающем пейзаже, только над хищным Сфинксом висела легкая белесая дымка. Стояло полное безветрие, не раздавалось ни единого звука, и за толстым стеклом, отделяющим Майкла Савински от внешнего мира, застыли уродливые конструкции – экскаватор, пустые контейнеры, вездеход; им было не место здесь, на этой древней равнине, видевшей в ночном небе над собой еще легендарный Фаэтон.
Эксперт присел на ступеньку трапа и приспустил «молнию» комбинезона. Он не собирался выходить на связь с Землей и не намерен был готовить модуль к старту. Он просто сидел и глядел себе под ноги. Потом поддал носком ботинка бурый гладкий камешек – тот со стуком закатился под широкий бампер марсохода.
Майкл Савински проводил его глазами и перевел взгляд на Марсианский Лик.
Да, он не ошибся в своем предположении. Исполин не был мертвым монолитом наподобие вытесанных в скалах египетских храмов, он жил какой-то своей таинственной жизнью, он менялся. Солнце освещало его, и в солнечных лучах на каменном боку, обращенном к модулю, серебрился над поверхиостью равнины безукоризненно правильный прямоугольник, которого – Майкл совершенно определенно знал это – не было там еще минуту назад.
Марсианский
Майкл Савински почему-то совершенно не удивился и вообще не ощутил никаких эмоций; он продолжал оставаться за толстым стеклом и воспринимал действительность – или то, что казалось действительностью – с невозмутимостью комара, застывшего в куске янтаря. Встав с трапа, он вернулся в модуль и отвинтил от шлема фонарь. Зачем ему нужен фонарь, он не знал, но ему и в голову не приходило искать какое-то объяснение. Вновь спустившись на поверхность чужой планеты, он обогнул самодвижущееся четырехколесное устройство, и неторопливо эашагал по равнине к каменному колоссу с прямоугольником, сверкающим серебром, словно был морским судном, плывущим на свет маяка. Или мотыльком, летящим к смертельно обжигающей лампе.
Серебряный прямоугольник медленно приближался, и было уже видно, что это ворота, огромные закрытые ворота, к которым вели несколько широких каменных ступеней, выраставших из грунта – когда-то эта лестница поднималась высоко вверх, но за долгие века песчаные бури сделали свое дело, засыпая исполинское существо, и теперь ворота оказались совсем близко к поверхности увядшей планеты.
«Город: хаотическое нагромождение розовых глыб, уснувших на песчаном косогоре, несколько поваленных колонн, заброшенное святилище, а дальше – опять песок, песок, миля за милей… Белая пустыня вокруг канала, голубая пустыня над ним…»
Эти слова зазвучали в голове Майкла Савински. Он вспомнил свое ночное пробуждение – и отрешенно улыбнулся. И имя творца этих слов он тоже вспомнил – это имя называла тогда Элис; она с книгой в руках сидела в кресле напротив командира, был перерыв между занятиями, Уотти что-то жевал, Ральфа увезли возиться с «консервной банкой», а он, Майкл, просто лежал на диване и невольно слушал Элис… Брэдбери. Старый сказочник, придумавший совершенно нереальную страну под названием «Марс». Страна Оз в небесах…
Сфинкс закрыл собой полнеба. Майкл Савински медленно поднялся по полустертым ступеням, продолжая чему-то улыбаться. И остановился на верхней площадке возле двустворчатых высоких ворот с массивными дугообразными бронзовыми ручками. Их серебряная поверхность слепила глаза. Сбоку от ворот, из покрытой разводами мелких извилистых трещин бугристой стены (или бока марсианского существа), торчал на высоте чуть больше человеческого роста длинный стержень из темного металла толщиной с руку.
«Похоже на рычаг. – Эксперт осторожно прикоснулся к стержню. – Дерни за веревочку – дверь и откроется?..»
Он обхватил стержень ладонями и, поджав ноги, повис на нем всем своим весом, как гимнаст на перекладине. Стержень не сдвинулся с места.
Но Майкл Савински не собирался отступать – он был уверен в успехе. То отталкиваясь подошвами от каменной площадки, то повисая на рычаге, он упорно старался раскачать его, вновь заставить работать древний механизм.
И наконец у него получилось.
Рычаг со скрежетом опустился, заставив взмокшего от усилий эксперта упасть на колени, что-то защелкало, зажужжало, словно невесть откуда налетел вдруг рой рассерженных пчел – и высокие серебряные двери с громким шорохом подались назад, открываясь, откатываясь с поворотом на невидимых колесах по дугообразным колеям, выдолбленным в каменном полу. Утренний свет жадно устремился в эастоявшуюся, спрессованную столетиями темноту, размягчил ее – и почти сразу захлебнулся в ней.