Призрак Перл-Харбора. Тайная война
Шрифт:
Бешеная гонка по улицам города закончилась. Впереди перед аркой госпиталя творилось столпотворение, и только удостоверение НКВД и изворотливость Мити позволили пробиться им к крыльцу. Шевцов выскочил из машины, перехватил двух санитаров с носилками, заставил переложить на них Крылова и отнести в приемное отделение. Дежурный хирург опытным взглядом прошелся по раненому и распорядился немедленно отправить в операционную.
К Лубянке они подъехали с опозданием. Ее мрачная громада не вызвала в Иване никаких чувств. Он послушно шел за Шевцовым. На входе в подъезд они застряли. Часовой
— Ты чё, читать не умеешь? Там же по-русски написано! — потерял терпение Шевцов.
— Еще тебя научу, — огрызнулся часовой.
— Чт-о-о?! Не видишь, кто подписал?
— Без коменданта не могу.
— Какой еще комендант! У меня приказ самого наркома! — и рука Шевцова потянулась к портупее часового.
Тот дрогнул и отступил в сторону. Иван с Шевцовым вошли в подъезд и поднялись к лифту. В лифте Плакидин почувствовал себя неуютно под холодным взглядом старшего лейтенанта и отвернулся к стенке.
— Иван, нам выходить, — на очередной остановке позвал Шевцов.
Они вышли на просторную лестничную площадку и двинулись по длинному коридору. По коридору, который жил своей, отличной от всех других советских учреждений, жизнью. Особенная тишина властвовала здесь повсюду: толстые ковровые дорожки гасили шум шагов, а обитые кожей двери не пропускали звуков. У одной из них Шевцов остановился и заглянул в приемную. В ней никого не было, он неуверенно шагнул вперед и постучал в неплотно прикрытую дверь.
— Заходите, — пригласили его.
Вслед за Шевцовым Иван прошел через тамбур и оказался в просторном кабинете. Обстановка в нем мало чем отличалось от той казенной, что царила в наркомате. У стены стояли кожаный диван и два кресла. Напротив, за большим дубовым столом, под портретом Сталина расселся молодой человек в военной форме без знаков различия.
«Порученец или помощник? — подумал Плакидин, а тот продолжал бесцеремонно копошиться в папках. — Нахал, как тебя терпит твой хозяин?»
«Нахал», нисколько не смущаясь, продолжал самоуверенно распоряжаться:
— Присаживайтесь, товарищ Плакидин, а вы, товарищ Шевцов, свободны.
Иван подумал, что ослышался: так за последние четыре года его никто не называл. Он присел на стул у приставного столика и посмотрел на дверь в смежную комнату. Хозяин кабинета из нее так и не появился. А «нахал» захлопнул толстую папку с бумагами и посетовал:
— Хотите верьте, хотите нет, но мы когда-нибудь утонем в бумагах.
— Пока не знаю, кому верить, — осторожно ответил Плакидин.
«Нахал» мягко улыбнулся и представился:
— Фитин Павел Михайлович, начальник Первого управления НКВД.
— Извините, название мне ни о чем не говорит.
— Разведка.
— Да!? — поразился Иван молодости ее начальника и совершенно другим взглядом посмотрел на него.
Опытный разведчик, прошедший суровую школу в большевистском подполье на Украине, а затем пятнадцать лет пропахавший на нелегальной работе, Плакидин мысленно сравнивал Фитина с бывшим своим руководителем Берзиным.
«Наверно, около тридцати? — прикинул он и ужаснулся: — И он руководит разведкой всей страны! Но это невозможно! Необстрелянных,
Фитин не спешил начинать разговор, и, не скрывая любопытства, откровенно рассматривал того, от которого во многом зависели успех предстоящей операции и его собственная судьба. Его взгляд цеплял каждую мелочь.
«Костюм фасонистый — явно с чужого плеча. Рубашка и галстук тоже не твои, ты такое носить не станешь. Разведчик не должен выделяться, эта аксиома даже в том аду, где ты оказался. Похоже, в приступе усердия лагерное начальство вытряхнуло заначку блатаря-пижона. Вон как старалось, такую прическу, как у тебя, в Москве до войны еще поискать надо было. Держишься ты молодцом, чувствуется старая школа. Потерял достоинство — потерял самого себя. А глаза! В них нет ни страха, ни заискивания. Да, остались от тебя кожа да кости, но не сломался!» — заключил Фитин и, пододвинув к Плакидину пачку «Беломора», предложил.
— Закуривайте, Иван Леонидович.
— Спасибо. Там такое дорого стоит, пришлось бросить, — сначала отказался Иван, но, не устояв перед искушением, потянулся к папиросам.
— Понимаю, — согласился Фитин и продолжил разговор. — Я изучил ваше дело и должен сказать, к глубокому сожалению, таких трагедий произошло немало.
— Я, слава богу, жив, а сколько безвинных сгинуло в тюрьмах и лагерях. Какие… — Плакидин не смог договорить. Дрожащие пальцы никак не могли ухватить папиросу. Он скомкал ее и, не в силах сдержать себя, крикнул: — Нет, как вы могли!.. Как допустили, что захватили полстраны и бомбы рвутся в Москве! Как?..
Фитин ничего не ответил, порывисто поднялся из-за стола и возбужденно заходил по кабинету. Перед ним находилась еще одна бессмысленная жертва «Большого террора». Изможденный голодом, холодом и дикой несправедливостью этот человек думал не о себе, а о ней — о Родине, от имени которой его осудили на бесчестье и смерть. Фитин поражался мужеству и стойкости Плакидина, которого не сломили ни предательство друзей, ни унижения тюрьмы, ни каторжный труд в лагере.
«Формально, по закону, ты особо опасный государственный преступник, враг народа! Твой приговор никто не отменял, но то было вчера, — размышлял Фитин, пытаясь найти верный тон в разговоре с Плакидиным. — Война все изменила, она сурово и безжалостно разделила на их и нас. Их — тех, кто вероломно напал на страну, и предателей, которые до поры до времени таились, а теперь решили отыграться сполна.
Так кто же ты, Иван Плакидин? Кто? — снова и снова задавал себе этот вопрос Фитин. — Смертельно обиженный на советскую власть человек или сохранивший в нее веру? Ты, пройдя все девять кругов земного ада, а не дантовского, загробного, сумел устоять. Ты не оклеветал и не потащил за собой никого из соратников. Ты и сейчас думаешь не о себе, а о той страшной беде, что нависла над столицей и страной.
Нет, ты не враг. Какой ты к черту враг! — дерзкий ум молодого начальника разведки загорелся смелой идеей. — А что, если тебя самого подключить к операции? Рискованно? Несомненно! Работа с врагом народа — это не шутки, малейшая ошибка — и окажешься с тобой в одной камере…