Призраки Пянджа
Шрифт:
Глава 1
— У нас ничего нет, говорю же вам! Мы пастухи! — сказал Карим громко.
Он сидел у каменной стены пещеры — места, где у нас была первая остановка в горах.
Пещера представляла собой довольно глубокую впадину в скалах, прикрытую кустами можжевельника и тамариска от посторонних глаз.
За кустами можно было найти неширокий вход, углублявшийся в гору туннелем, а потом расширявшийся в карман.
Пол здесь почти везде был устлан щебёнкой. В глубине пещеры
В пещере горел робкий дрожащий огонёк. Свет его разгонял здесь тьму. От этого продолговатые тени плясали на стенах.
Это Алим Канджиев поставил на «стол» коптилку, сделанную из гильзы 7,62x54. Он заполнил её салом, вставил кусочек бинта и поджёг.
Тусклый свет такой коптилки не был виден снаружи. А огонёк почти не давал копоти.
Снаружи шумел высокогорный ветер. Время от времени в этот шум вмешивался звук капающей откуда-то с каменного потолка воды.
В пещере пахло сырым камнем, металлом, а ещё потом — конским и человеческим. В эти запахи примешивался другой — запах тушёнки, которую пограничники употребляли на обед с галетами.
Запивали всё это дело сладким чаем из термоса.
— Саша, ты уверен? Прям так надо? Связать? — прошептал мне Мартынов. — Они ж, может, и правда пастухи. И невооружённые почти. Да и ничего подозрительного при них нет.
И действительно. Подозрительного ничего горцы с собой не несли.
Когда мы их задержали — немедленно обыскали людей и лошадей.
На двоих у них нашлось пара ножей, кресало, старенькие советские часы да «мосинка» с двумя десятками патронов. Тут уж не повоюешь.
А ещё — никаких документов.
Во вьюках мы и вовсе нашли только немного припасов в дорогу, воду да тёплую одежду.
Ничего не указывало на то, что эти двое — злостные нарушители границы. Ничего, кроме моей чуйки. Слишком странно себя вели эти двое. Слишком непохожи они были на отца с сыном. Да и их повод оказаться здесь, на Границе, казался мне совсем уж неправдоподобным.
Так что я настоял, чтобы Кариму связали руки. А вот Айдарбека мы не тронули. Даже напротив, Сагдиев соорудил для его сломанной ноги шину из палок и жгута.
— Дай-ка спичку, — сказал я Мартынову.
Старший сержант торопливо зачерпнул галетом тушёнку, быстро отправил в рот и отложил еду. Поправил автомат на коленях и полез в карман бушлата.
Когда он чиркнул спичкой, звук показался мне неестественно громким под сводами этой пещеры.
Я принял огонёк. Подставил к часам. Посмотрел на время. Потом быстро, пока спичка не догорела, достал компас. Открыл и стал ждать.
Стрелка дёрнулась снова, но уже не так сильно. И теперь не указывала на Карима.
— Нет у него ничего, Саша, — выдохнул Мартынов, когда я затушил
Пока мы ждали Алима с Гамгадзе, ушедших наружу выйти на связь с заставой, пограничники ели. Я же внимательно наблюдал за нашими новыми «попутчиками».
— Не похожи вы совсем, — бросил я Айдарбеку, жевавшему какую-то травку, возможно, дурман. Может быть, обезболивающее.
Старик бросил на меня осторожный взгляд. Потом как-то странно переглянулся с Каримом.
— Мать его, — начал старый горец своим низким хриплым голосом, — моя вторая жена. С Памира она.
— Глаза у него больно большие, — кивнул я на Карима.
Тот нахмурился. Моргнул так, будто пытался выгнать соринку.
— В мать. Там все такие, — буркнул старик, опустив взгляд.
— И что вы с нами сделаете? — опасливо спросил Карим, стараясь устроить связанные запястья поудобнее.
Я ему не ответил. Только поковырял ложкой в банке тушёнки.
Зато ответил Мартынов:
— Вот сейчас начальство и решит, что с вами делать.
Минут через пять вернулись Канджиев с Гамгадзе. Принесли станцию.
— Поймали связь, — пробурчал Гамгадзе, присаживаясь и принимая от Уткина тушёнку. — Доложили. Таран сказал — часть сил оставить с пастухами. Остальным — двигаться дальше, дозором. Наряду, кто останется — ждать завтрашнего полудня, когда мы обратно пойдём. Тогда с нами, все вместе, назад.
Я заметил, как неожиданно хищные глаза Карима блеснули в темноте. Он глянул на меня волком, а потом спрятал взгляд, сделав вид, что уставился в землю. Вроде как участь свою принял.
— Та-а-ак, — выдохнул Мартынов. — Значит, кому-то остаться надо. Добровольцы есть?
— Есть, — сказал я мрачно.
Смеркалось. К вечеру туман немного рассеялся. На склон горы пали серые сумерки. Солнце ещё не зашло, и его тусклый свет пробивался в нашу пещеру.
У входа сидел Уткин. Укутавшись в плащ-палатку, он прижал к груди автомат и наблюдал за тропой и лошадьми.
Кони же были спрятаны от ветра в неглубокой расщелине. Там они пощипывали скудную горную траву и опускали морды в узенький родник, бежавший куда-то вниз.
Сагдиев сидел у дальней стены, уставившись на крохотный пляшущий огонёк нашей коптилки.
Старый и молчаливый Айдарбек, казалось, спал. Вероятно, подействовало обезболивающее, которое дал ему из своей аптечки Ильяс.
А вот Карим молчал. Он смотрел в одну точку и, казалось, грел руки, беспрестанно разминая пальцы.
С момента отхода остального наряда горец не проронил ни слова.
Я поднялся.
— Ты куда? — проговорил Сагдиев тихим, хриплым, как от сна, голосом.
Я подался к нему. Прошептал: