Призраки Пянджа
Шрифт:
— Тяжело! Этот прицепился! — перекрикивая ветер, сообщил мне Вася. — Надо бы его скинуть!
— Тяни вместе с ним!
Щекастое лицо Васи Уткина вытянулось. Он на мгновение опешил, удивляясь моим словам, но потом всё же послушался, стал вытягивать нас буквально из последних сил. Я помогал ему, хватаясь за всё, что под руку попадётся.
А вот Карим слабел. Всё это время он едва слышно блеял:
— Вытащите… Не могу… Буду падать…
Я чувствовал, что Карим слабеет. Что с каждой секундой силы покидают его
Я не хотел его смерти. Он мог много знать. И неплохо было бы, если бы знания эти не сгинули вместе с ним.
— Вытащите…
Когда я оказался на земле уже на полкорпуса, Карим, приложив все оставшиеся силы, схватился мне чуть не за сапоги.
— Вася! Тяни его!
Уткин было сунул Кариму руку. Тот глянул на Уткина, попытался дотянуться, но тут же сорвался.
Вмиг я почувствовал, как тяжёлая ноша спала с меня. Как перестала тянуть вниз, к смертельной пропасти.
Я обернулся.
Карим, словно тряпичная кукла, падал вниз. Потом, как-то беззвучно, ударился о скалы и полетел ещё ниже, затерявшись где-то в камнях и темноте, медленно изгонявшей сумерки с этих гор.
Всплеска я не услышал. Карим даже не достиг Пянджа. Так и остался лежать где-то на берегу.
Вася вытянул меня на тропу. Вместе мы упали на спины, да так и остались лежать, переводя дух.
— Тебя… кто стрелять просил? — строго спросил я, глянув на Васю, уставившегося в небо.
— Да я… — пробормотал он, борясь с дыханием. — Да я как очнулся… Слышу, на улице драка… Ну я…
Вася сильно закашлялся, прикрыл рот рукавом. Он пытался унять кашель долго. Когда наконец расслабился и звёздочкой развалился на тропе, продолжил:
— Автомат хвать, и туда. А там тебя бьют… Ну у меня без задней мысли и сработало, что надо стрелять. Вот и выстрелил…
— Не надо было стрелять, — сказал я тихо. — Я хотел его живым взять.
Вася нахмурился.
— Кого, его? Я в темноте ни черта не рассмотрел.
— Карима.
Уткин повернул ко мне лицо. Удивлённо вскинул брови.
— Это Карим был? Я думал, ещё какая вражина. Ничего, понимаешь ли, не помню. Помню только сильный удар по голове, и всё. А что случилось-то вообще?
— Карим оказался не тем, за кого себя выдавал, — выдохнул я и принялся подниматься. — Диверсант он. Пришёл в горы, чтобы расставлять маяки. Ну те, на которые мой компас реагирует. Помнишь, я рассказывал? Он пришёл сюда путь безопасный искать, как пересечь Границу.
— Да ладно… — в глазах Уткина возникло настоящее изумление. — Так он же… Он же простак был! Сразу ведать — деревенщина!
— Простаки так с ножом обращаться не умеют.
Я встал. Подал Уткину руку. Тот тоже принялся медленно подниматься.
— Я, видать, никогда людей не научусь понимать, как ты, — несколько
— Дело опыта, — хмыкнул я. — Но тут да, Вась. Тут ты поспешил.
Вася глянул в пропасть. Вздохнул.
— Ты… это… Извиняй, Саша. Я ж не знал, что мне делать. Ну и сделал, что умею.
— Ничего. Сделанного не воротишь, — сказал я беззлобно. — Но нужно учиться сначала думать, потом делать.
Вася растерянно сглотнул.
— Это тоже дело опыта, — бросил я и хлопнул Уткина по плечу. — Спасибо, что вытянул. А то б я, наверное, вместе с Каримом этим внизу сейчас валялся.
Вася робко улыбнулся.
— Да чего уж там? Ты ж, Сашка, знаешь — куда ты, туда и я.
— Ну пойдём, Вася. Дела у нас появились. Надо бы этого горца обо всём порасспрашивать.
— Я даже и моргнуть не успел, — неуверенно пробормотал Ильяс Сагдиев, потирая царапины от вражеского лезвия на шее. — Увидел только, как он камень какой-то в Васю швырнул. Ну я полез за автоматом, а он уже на меня. И главное — сидел тише воды, ниже травы.
Разговоры пограничников тихим, несмелым эхом отражались от стен пещерки. Колыхался огонёк коптилки. Везде плясали робкие тени.
Когда мы вернулись в пещеру, Ильяс только-только пришёл в себя и даже схватился за автомат, когда услышал наши с Васей шаги. Когда увидел, что мы идём — отложил оружие.
Старик, сидевший у стены, только время от времени поглядывал то на меня, то на других пограничников. Был тише воды, ниже травы.
Мы стали разбираться, что же произошло.
— Освободился же как-то, — пробурчал Вася, сидевший у стены и ощупывающий затылок. — Зараза. Голова трещит. Тошнит. Видать, сотрясение.
Я сидел напротив Айдарбека, затихшего у противоположной стены, и крутил в руках петлю концов шнура, которой мы связали Кариму руки. Петля оказалась совершенно нетронутой. Казалось, Карим просто снял её с рук, будто бы она была слишком велика для его запястий.
Я знал, что это невозможно. Единственное, что приходило на ум — вывихнуть себе большие пальцы, чтобы протиснуть руки. Причём, сделать это незаметно, а потом вправить обратно.
Конечно, такая версия казалась мне очень фантастической. Словно бы из кинофильма, но другого объяснения я не видел. Доказательствами были совершенно нетронутые концы шнура.
Ну ведь не призрак же наш лазутчик? Ведь так?
На веревке не было признаков того, что её пытались перепилить. Развязать её тоже не представлялось возможным.
М-да… А мы и правда имели дело с серьёзным профессионалом. Профессионалом, которого ни Сагдиев, ни Уткин просто недооценили. И поплатились за это.
Хотя, конечно, пограничников нельзя было винить в этом. Мы готовы ко многому, и всё же, ко всему подготовиться невозможно.
— Как ты? Нормально? — бросил я Сагдиеву.