Призраки Пянджа

Март Артём

Сегодня ночью было темно, а еще душно. В заставских окнах горел свет. Дембеля не спали. Готовились к завтрашнему отбытию. Все же и форму надо нагладить, начистить, чтоб с иголочки, и «дембельский чемодан» собрать. Да и не только. Много забот у дембеля перед отходом.

Я глядел на горящие окна заставы, возвращаясь от калитки. Проводил только что очередной наряд на границу. Через пятнадцать минут идти поднимать, а главное — будить следующий.

Ночная смена

дежурного по заставе — она такая. Двенадцать часов, а пролетают быстро. Все потому что крутишься-вертишься. Отправляешь ребят, встречаешь. Принимаешь и проверяешь оружие, патроны. Да и других обязанностей хватает.

Дежурному в дневную смену так вообще не продохнуть. В ночную бывает поспокойнее. Но совсем чуть-чуть. Иногда можно в дежурной комнате побыть. Иногда подышать заставским воздухом. Когда морозным, когда душным. Тут уж какое время года выпадет.

Вот и сейчас у меня было немного времени до подъема следующего наряда, чтобы подышать. Чтобы подумать о грядущих переменах на заставе. О том, как совсем скоро — завтра или послезавтра, ждать нам тут новое пополнение. Новых ребят, что займут место уехавших домой.

Впрочем, думать мне пришлось недолго.

Застыв у заряжалки, я заметил у конюшни какую-то тень. Судя по силуэту и фуражке — одного из наших.

Этот странный некто стоял лицом к бетонному забору и смотрел поверх него, куда-то в темно-звездное небо границы. Смотрел и о чем-то думал. А еще курил.

Даже с такого расстояния я видел огонек его сигареты, разгоравшийся красной звездочкой при каждой затяжке, и тухнущий, когда боец отнимал сигарету от губ.

По комплекции я догадался, кто там стоит. И пошел ему навстречу.

Пограничник, кажется, настолько погрузился в свои мысли, что даже не услышал моих шагов.

— Витя, ты что здесь?

Когда я приблизился к нему и задал свой вопрос, пограничник вздрогнул, обернулся ко мне как-то испуганно. Затравленным, неуверенным движением, что не характерно было для всегда настороженного и внимательного старшего сержанта Вити Мартынова.

Витя уставился на меня округлившимися от неожиданности глазами. В тускло-желтом свете, исходившим от заставских окон, я увидел, что его глаза… блестят.

— Сашка? — хрипловатым от кома в горле голосом как-то испуганно спросил Мартынов. — Ты че так подкрался? Я даже не услышал…

При этом Мартынов принялся торопливыми, грубыми движениями вытирать лицо и особенно глаза.

«Слезы трет, — подумалось мне. — Не хочет, чтоб я видел».

— Ты чего не с остальными? Чего не готовишься к отъезду? — спросил я спокойным голосом.

Мартынов несколько мгновений будто бы хотел мне что-то сказать, но не решался.

— Да я вот… Вышел воздухом подышать… Душно нынче, — сказал он все так же хрипловато. — Не сидится мне в здании

заставы.

Я не позволил неловкой тишине загустеть между нами. Сказал Вите, указывая на недлинные обрезки досок, что сложили у стены после ремонта крыши конюшни:

— Присядем?

— Ну… — Мартынов растерялся. — Давай… А тебе разве на службу не надо? Наряд готовить.

Странно было слушать в словах Мартынова сомнения. На службе, в боевой обстановке, все привыкли, что он соображал и отвечал четко. Уверенно. Сейчас уверенности в этом молодом, но уже волевом человеке я совсем не чувствовал.

— Минут десять у меня есть, — сказал я, присаживаясь первым.

Мартынов повременил несколько мгновений, потом тоже присел. Снова уставился в небо. Замолчал. Впрочем, притих он ненадолго.

— Много мы с тобою прошли, Сашка… — вздохнул он.

— И верно. Много.

Казалось, Мартынов продолжит свою мысль, но он не сделал этого. Снова замолчал ненадолго. Потом прикурил новую сигарету.

— Сегодня днем, — медленно и будто бы с трудом заговорил он после первой затяжки. — Я просил Тарана, чтобы он меня в ночь, на последний мой, дембельский дозор отправил.

— Он отказал, — не спросил, а констатировал я.

— М-г-м… Сказал, что мне нужно к отправке готовиться. Что отходил я свои дозоры. Теперь надо домой.

Я улыбнулся. Улыбнулся, хотя знал, что моей улыбки Витя в темноте не увидит.

— Что? Не хочешь домой ехать? — спросил я, в общем-то зная ответ.

— Хочу. Очень хочу, — покивал Мартынов. — Я по бате соскучился. По мамане. Да и по сестрице моей младшенькой.

Лицо Мартынова стало мечтательным и будто бы даже… счастливым.

— Вера у меня восьмой класс закончила. Выпускница. Пора… — Он грустно хохотнул. — Пора от нее женихов отгонять. Вот и буду отгонять. Как приеду.

— А чего ж ты тогда нос повесил? — спросил я с хитроватой ухмылкой.

Мартынов строго уставился на меня и даже нахмурился.

— А с чего это ты взял, что я нос повесил?

Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза. Потом Мартынов вздохнул.

— М-да… Саша-Саша… Проницательный ты черт. Ничего от тебя не скроешь. Заметил, пади, как я утирался тут?

— Заметил.

— Парням только не рассказывай, что я нюни распустил…

— Могила.

Мартынов снова очень тяжело вздохнул. В очередной раз поднял взгляд к темному, отдающему синевой небосклону.

— Не понимаю я, Саша, — сказал он с горечью. — Будто бы… Не могу осознать, что со мной приключилось. Будто бы и радоваться надо, что домой еду. Что не будет у меня над головой больше пуль свистеть. Что тяготы пограничной службы теперь позади. А в то же время…

Мартынов словно бы поперхнулся. Громко сглотнул.