Призванный. Возможно, баллада.

Логинов Иван

Через четверть часа тропинка выныривает из чащи возле громадной многолетней свалки с разнообразным мусором. Предположительной идентификации поддается только то, что в верхнем слое: сгнившие двери из прессованных опилок, проржавевшие насквозь эмалированные тазы, расколотые фарфоровые раковины, лопнувшие чугунные колосники, черные пластиковые мешки, сквозь вспоротый бок одного из которых проглядывают вскрытые консервные банки без этикеток. Ниже залегают уже археологические пласты. Но для стратиграфического анализа потребовалось бы специальное оборудование.

У края отвала торчит

из земли одинокий деревянный столб, непонятно почему до сих пор не поваленный ветром. На вершине восседает крупный нахохлившийся пернатый с широким хвостом и горбатым клювом. Надо полагать, тот самый престарелый канюк, нуждающийся в замене неудачно подобранных контактных линз. Но на этом список лиц, желающих поучаствовать в действии, не исчерпывается. Снизу по столбу короткими осторожными рывками продвигается рыжий котяра с тигровыми поперечными полосами. В метре от вершины замирает, поводя хвостом и готовя последний бросок. Но, ошалев от казалось уже подвалившего счастья, слегка не рассчитывает дистанцию. Посланное вверх по столбу тело останавливается чуть ниже, чем хватило бы зацепить добычу загребущим движением когтистой лапы. Зато у канюка, перед которым из мутного тумана неожиданно вырастает кошачья морда, шея, как выясняется, достаточной длины. Откинув голову, он приседает и со всего маху долбит горе-охотника своим мощным клювом прямо в лоб. С дурным мявом котяра срывается и рушится вниз. Точнехонько в подставленную нами торбу. Встряхиваем ее за веревочку, туго затягивая горловину. Ну и кто в этой сцене красавец?

Еще нам понадобится пустая консервная банка, но за ней долго ходить не нужно. Пинаем дырявый черный мешок и выбираем самую подходящую. Нести, правда, рыжего разбойника приходится на отлете, поскольку он продолжает орать и бесноваться внутри. Ничего, потерпит. Добираемся до раскуроченных щитовых и огибаем подстанцию по периметру. В самом начале полковой улицы котяра притихает, так что следуем по ней в наступающих сумерках, не привлекая особо внимания. Минуем развалины гаражей и за буераками сворачиваем к фасаду арсенального склада. На этот раз братуха не успевает нас опередить, потому как одновременно с занесением кулака вверх мы исподтишка пинаем в двери ботинком. Встречает он нас ухмылкой. Отвечаем тем же. Затем, не сговариваясь, начинаем смеяться. Из торбы доносится протяжный злобный вой.

– Кто это? – удается выговорить ему.

– Кот в мешке, разве не видно!

Смех перерастает в долгий заливистый хохот с закидыванием голов и хлопаньем ладоней по достижимым поверхностям. Сколько нам лет на круг? Да кто сумеет счесть?

Отсмеявшись, спрашиваем у братухи:

– Консервные банки в пластиковых мешках кто за подстанцией сваливает?

– Наверное, миссионеры, – отвечает он, слегка подумав. – Я свои вон в то слуховое окошко выбрасываю, а больше тут ни у кого консервов не осталось.

– Значит, все правильно.

– Кот-то тебе зачем?

– Агент, завербованный по случаю. Использовать, правда, придется втемную. Нужных целей он не разделяет, а для переубеждения времени нет, да и по виду чересчур закоренелый.

– Помощь требуется?

– Обязательно, братуха. Есть у меня хлястик от некоего

халата, им надо привязать к хвосту нашего агента консервную банку. Одному мне, точно, не справиться.

– Ну, давай попробуем, – придвигается он ближе.

Осторожно приспускаем веревочку на горловине торбы. В образовавшуюся дырку моментально просовывается рыжая морда с блистающими зелеными глазами и, с ходу ощерившись, затягивает угрожающе:

– Яаааавам!

Братуха слегка отшатывается, потом шумно выдыхает.

– Ух ты! Как тебе удалось его словить? Это ж главный четвероногий бандит всего городка. Его тут выродком кличут. Проныра из проныр. Одно время взял в привычку по складу шарить, еле отвадил. Вон у меня отметина от последней нашей встречи.

Он показывает левое предплечье с четырехполосным шрамом на внешней стороне.

– Я ж говорю, в одиночку никак. В мешок мы его вместе с канюком загоняли. Тот хоть и престарелый, но орел. Или ястреб, не помню точно.

– Деталями поделишься? Я тут тактикой спецопераций увлекся.

– Хорошо, только позже. Что-нибудь на руки надеть есть?

– Где-то было. Пойду поищу.

Продолжаем сдерживать рыжую морду, изо всех сил рвущуюся наружу. Братуха возвращается через минуту. Бросает на ящик брезентовые верхонки и встряхивает старый ватник.

– Так. Запускай в рукав, а я придержу.

– Только не на весу. Положи на что-нибудь.

Он раскладывает телогрейку на столе. Подносим воющую морду и просовываем ее в рукав, затем отпускаем стягивающий шнурок.

– Пошел, выход блокируй.

Братуха придавливает конец рукава локтем и стискивает ладонями извивающееся внутри тело.

– Все, зафиксировал, вяжи.

– А, черт, – спохватываемся, – надо ж было сначала банку.

– Без разницы, потом присобачишь.

Достаем хлястик и призадумываемся.

– Слушай, куда вязать? С хвоста ведь соскользнет.

– Обмотай сначала поперек брюха навроде постромки, потом и хвост прихвати. Ты чего, хулиганом в детстве не был, что ли? А, извини, запамятовал.

– Ничего, я тоже иногда забываю, что ты не младше меня.

– Все, братуха, квиты. Вяжи давай, а то агент уйдет.

Обнажаем филейные части нашего тигра. Чтобы пропихнуть хлястик под брюхо, приходится надевать верхонки, потому как он активно старается зацепить нас задними когтями. Дальше работаем, как саперы, голыми руками. Затягиваем три узла на крестце, затем еще два у основания хвоста. Потом топчем на полу банку, добиваясь отдаленного сходства с восьмеркой. Крепко привязываем ее к другому концу лекарского хлястика. Снаряжение готово. Дело за малым, надо доставить агента к месту высадки.

Обращаемся к братухе:

– Помехами наблюдения в миссии подсобишь?

– Запросто.

– Ладно, подпрыгивать не буду, а то опять орать примется.

С мешком в вытянутой руке крадемся по крапиве у котельной. Потом по кустам вдоль заднего забора. За гаражом приближаемся к ограде, отодвигаем выломанные прутья и проникаем на территорию. Выглядываем из-за угла. Очередной старикан у освещенных ворот бдительно всматривается в темноту заднего двора. Все замерло, что называется, в ожидании.