Прочитать и уничтожить

Лурье Рита

– И в чем же ответ? – поддержала она странную игру, предложенную своей спутницей.

– Ты мне скажи, – ловко увильнула Прайдова, – уже килограммов пять яблок домой унесла.

– Об этом попросил командор Рен, – тут же стушевалась Рей, почувствовав, что дальше разговор может зайти совсем не туда, куда ему дозволено. Все-таки с Прайдовой с момента знакомства они обменялись не более, чем парой десятков слов. Ее внезапная разговорчивость настораживала, как и резкая перемена в настроении.

– А, – разочарованно потянула ее спутница, – тогда ничего удивительного.

– Почему?

– Потому что магистр чудак, это всем известно, – Прайдова понизила голос

и швырнула огрызок в снег, при этом тревожно оглядевшись по сторонам, но заключила удивительно миролюбиво, – может быть хочет приготовить яблочную брагу.

– Брагу?

– Это… такой алкогольный напиток, – теперь спутница смотрела на Рей скорее с сожалением и некой долей насмешливости. Ее, вероятно, позабавило, и удивительным образом растрогало отсутствие у Рей представления о вещах, которые она находила элементарными. А Рей в свою очередь вспоминала свой пока единственный визит в святая святых командора, когда ей посчастливилось попробовать алкоголь, возможно, впервые в жизни. Возможно – нет. Откуда ей было знать. Все-таки на момент, когда она оказалась в приюте Маз, она была совсем ребенком. Детям уж точно не положено пробовать крепкие напитки – решила она, но тут же сама развенчала собственную убежденность. От других воспитанниц она слышала о том, что давным-давно, во времена до войны, до Галаада, нравы были настолько вольными, что многие юные особы не то, что алкоголь могли себе позволить, но и наркотики, да еще и половую жизнь вести крайне неразборчивую. В чем-то новый уклад вещей даже оказался полезным: никаких больше смертей от СПИДа или интоксикации в раннем возрасте. Теперь смерть – только от скуки.

Прайдова вдруг замедлила шаг и потянулась к Рей, словно хотела ухватить ее за рукав, но в последний момент передумала. Рей проследила за направлением взгляда своей спутницы и увидела довольно увлекательную картину: возле ворот ее особняка пестрело несколько цветных пятен плащей служанок и изумрудных мантий командорских жен. Женщины стояли неподвижно и молча, пока к ним, быстрыми широкими шагами преодолевая расчищенную от снега дорожку, спешила Фазма в сопровождении марфы. Это был один из моментов, когда Рей испытывала искреннее восхищение своей громадной, величественной хозяйкой, улавливая королевское величие во всех ее движениях. Другой человек, двигаясь так быстро, давно бы растерял всю свою стать, но не ее госпожа. Фазма притормозила возле ожидавшей ее компании, но не удостоила женщин даже приветствия, лишь коротко подняв в воздух затянутую в кожаную перчатку руку, встретив в ответ смиренный кивок. Прайдова, вероятно, сочла увиденное довольно зловещим, потому что попятилась назад.

– Я пойду, – пробубнила она и, резко развернувшись на каблуках сапожек, направилась в противоположную сторону.

– Пред его очами, – с готовностью отозвалась Рей, отметив, что ее компаньонка действительно находится в расстроенных чувствах, раз позволила себе пренебречь традиционной формой прощания служанок.

Фазма и ее спутницы успели уйти достаточно далеко, когда Рей уже достигла ворот особняка и остановилась лишь на мгновение, чтобы полюбоваться его витиеватой архитектурой. Окна были темными, что говорило об отсутствии всех его обитателей, кроме нее и охранника, уже дожидавшегося на крыльце.

Дом встретил Рей уютной тишиной, и девушка испытала настоящий детский восторг от осознания того, что сейчас она здесь единственная живая душа. Впрочем, в ее спутанном сознании, отравленном всеми этими остаточными знаниями о сказках, мифах и литературных сюжетах, уже давно поселилось четкое убеждение

в том, что и сам этот старинный особняк – живой. Теперь они были предоставлены друг другу. И Рей бы вдоволь насладилась этим ощущением, гуляя в одиночестве по анфиладам темных комнат, если бы тут же не нашла для себя занятие.

Фазма удалилась и, вероятно, у Рей образовалось некоторое количество времени, чтобы воспользоваться ее отсутствием и проникнуть в библиотеку. Она подумывала об этом уже давно, с того самого момента, как стала испытывать тревогу от невозможности устно передать содержимое письма. Проблему могли решить ручка и клочок бумаги: вероятно, незаметно подсунуть записку Хаксовой, как только Рей сможет найти способ ее опознать, все-таки куда более реально, чем надиктовывать бессвязный набор слов, который она держала в голове уже достаточно долго, в присутствии множества свидетелей.

В помещении царил легкий полумрак, свет пробивался только из панорамного окна, начинавшегося от пола и заканчивавшегося под потолком. Оттого библиотека казалась еще более запретной и загадочной – вся тонущая в тени, с этими витиеватыми обоями в красивый растительный орнамент, большим черным роялем и лабиринтами книжных полок. Рей поддалась искушению и позволила себе немного побродить среди стеллажей с пыльными, толстыми фолиантами, все же не решаясь дотронуться до причудливых корешков, словно прикосновение к запретному плоду могло оставить ей болезненный ожог, вечную метку проклятия.

Столик, который в первый свой визит сюда, облюбовала Фазма, оказался пуст и прибран. Рей обшарила его со всех сторон, но нигде не смогла отыскать хоть какие-то письменные принадлежности и бумагу. И, если отсутствие последней можно было компенсировать вырванной страницей из книги, то царапать слова ей оставалось только собственной кровью. Рей отчего-то вспомнилось выражение «на безрыбье и рак – рыба» и она невесело улыбнулась собственным мыслям.

Вероятно, стоило проявить немного благоразумия и убраться из библиотеки до того момента, пока ее здесь не застукает госпожа. Но Рей стояла в нерешительности, не в силах оторвать взгляда от черной лакированной поверхности рояля. Инструмент беззвучно и очень настойчиво манил девушку к себе.

Беды не будет, если ты подойдешь поближе.

Посмотришь.

Притронешься.

Пожалуйста, разбуди меня ото сна.

Пожалуйста.

Она опомнилась только в тот момент, когда пальцы привычным движением откинули тяжелую крышку и повисли над клавишами. Отступать было поздно, она вроде как уже сидела на узкой табуретке перед инструментом, сама не понимая, как очутилась здесь, если еще мгновение назад собиралась уйти. Огромный старый дом отвечал ее тревогам своей тишиной: ты одна, никто тебе не помешает.

Дотронься. Разбуди. Разбуди. Вдохни немного жизни…

Клавиши под подушечками пальцев были холодны, как лед, но с готовностью впитали тепло ее прикосновения. Рей неуверенно погладила потемневшее от времени дерево, и инструмент отозвался ей почти неощутимой вибрацией струн. Он больше не был напористым, теперь в его напряженном молчании скрылась настоящая, искренняя мольба.

Как славно, должно было быть, весной – сидеть на низком стульчике перед роялем и любоваться цветением роскошного сада под звуки легкой, заставляющей сердце сжиматься от счастья и тоски мелодии… Притрагивался ли кто-нибудь в этом доме вообще к спящему, забытому всеми инструменту? Быть может Фазма? Рей оказалось совсем просто представить ее сильные, длинные пальцы, порхающие над черно-белыми клавишами, легко берущими октаву, застывающими в полете во время паузы.