Продам свадебное платье

Пашкова Ксения

— Что-то мне это не нравится. Ты же не собираешься сменить профессию, гражданство и все окружение, а потом свалить в неизвестном направлении?

— Настолько радикально я пока не думал.

— Тогда что? Хочешь прыгнуть с парашютом? Купить мотоцикл? Отрастить волосы?

— Нет, нет и нет.

— Знаю-знаю! — восклицаю я. — Ты наконец-то решился пойти на кулинарное шоу.

— Меня все еще смешит эта затея, — улыбается Федя.

Мы сидим на ярко-желтой скамье между колесом обозрения и комнатой страха, а мимо нас проходят люди. У них в руках огромная сахарная вата розового цвета. И попкорн, политый карамельным сиропом. А еще — мороженое в хрустящем вафельном рожке. Но есть

и те, в чьих руках другие руки, и они мне нравятся больше всего.

Мои ладони покоятся на светло-синих джинсах. Смотря на них, я жалею об имеющихся между нами с Федей границах. Он довольно часто берет меня за руку. В основном — чтобы подбодрить. Но, если я прямо сейчас переплету наши пальцы вместе, это будет чем-то другим. А ему это вряд ли понравится.

— Я тоже хочу встретиться с Диной, — говорит Федя. — Наверное, мне это нужно так же сильно, как тебе твое платье.

— Вам точно есть, что обсудить, — соглашаюсь я.

— Но я боюсь. Вдруг, несмотря на то, что она сделала, у меня все еще есть к ней чувства.

— А какая разница — есть они или нет?

— Большая.

— Может, объяснишь? — Нахмурившись, я разглядываю темную щетину на его щеках и терзаюсь вопросом: «К чему он ведет?».

— Мне кое-кто нравится, — ошарашивает он меня. — И уже давно.

— О, — только и произношу я.

— Но ей не понравится, если у меня будут чувства к другой.

— Уверен?

— Да.

— А ты ее спрашивал? Мне вот было бы пофиг.

— Даже если ей тоже пофиг, мне самому от этого некомфортно. Эту историю с Диной нужно как-то закончить. А для этого нам нужно встретиться и поговорить.

— И тогда ты начнешь встречаться с этой своей… ну… пассией?

— А ты чего заикаешься? — Повернувшись, Федя награждает меня плутовской улыбкой.

— Сам же сказал — мы довольно близки. Так что ревновать в этой ситуации крайне уместно.

— Рад, что у нас это взаимно. Я ревную тебя, а ты меня. Просто прекрасно.

— Да, лучше и быть не может, — вторю я ему, а про себя думаю: «Что за хрень здесь творится?». — Ну, и кто она? Твоя коллега? Мужчинам идет форма, но наверняка она и женщин делает привлекательнее.

— Да, она носит форму, — воодушевленно делится Федя. — Но не такую, как у меня. Ее должность предполагает другие оттенки в рабочей одежде.

— Если думаешь, что я буду терпеть твои загадочные изречения, то ты глубоко ошибаешься. Или говори прямо, или умолкни.

— Тогда умолкаю. — Он делает вид, что закрывает свой рот на замок, и я фыркаю.

— П-ф-ф. Как ребенок.

— Ребенок проголодался, купишь ему поесть?

— И не подумаю. Это ты должен мне килограмм креветок. А вот у меня перед тобой нет никаких обязательств.

— Слышали бы тебя твои студенты.

— А тебя твои подследственные.

Иногда я и правда забываю о том, сколько мне лет. И о том, как часто мне приходится быть серьезной взрослой, у которой все под контролем. Каждый раз, когда я хочу пошутить в университете, мне приходится несколько раз подумать, прежде чем открыть рот. Уместна ли будет эта шутка? Не оскорбит ли она чьи-то чувства? Не настучат ли на меня в деканат? Иногда это сводит меня с ума. Хочется простого человеческого — быть собой. Но, где бы я ни оказалась, нигде не принимают меня целиком. Одним руководителям нужен нацеленный на результат работник, который не нуждается ни в каких дедлайнах. Другим — молчаливый работяга — такой, чтобы никогда не проявлял инициативу, и ни во что не вмешивался. Одни коллеги нуждаются в друге, с которым можно гонять чаи на перерыве и жаловаться на все подряд. А другие то и дело напоминают о корпоративной этике и награждают осуждающим взглядом, стоит только заговорить на тему,

не связанную с работой. Есть друзья, которые всегда хотят быть на связи и обижаются, когда ты подолгу не отвечаешь на их сообщения. Но есть и те, кого душит подобное внимание — им вечно не хватает личного пространства, да и от частых разговоров и встреч они устают. Вот я и лавирую, подстраиваясь как могу, под каждого, кто попадается на моем жизненном пути. Разве это не страшно: осознавать, что стал пластилином, из которого все лепят, что хотят; забыть свою истинную форму и не знать, как к ней вернуться? Мне вот страшно. Но не рядом с Федей. Даже когда начинаю лепить из себя кого-то другого, ничего не выходит. Иногда, оглядываясь назад, анализирую какой-нибудь наш разговор или проигрываю в голове прошедшую встречу, и не узнаю сама себя. Что странно, ведь в этих разговорах и встречах и есть настоящая я.

— Дай попробовать, — прошу я и, не дожидаясь ответа, забираю у Феди с тарелки кусочек жареного сыра халуми. — М-м-м. Неплохо

— Что, креветки уже осточертели? — усмехается он.

— Нет, но моему желудку не помешает разнообразие.

— Ты такая забавная, когда сочиняешь отговорки.

— А ты забавный, когда спишь. Прямо лежачая карикатура.

— С сегодняшней ночи я буду прятаться от тебя под одеялом, так и знай.

— Поздно. Я уже видела твое спящее выражение лица. И, к сожалению, даже время не сотрет его из моей памяти.

Вместо ответной колкости, Федя улыбается и отдает мне весь сыр. И я совсем немного — самую малость — но таю.

15 глава

Кирилл был учителем физики. Человеком науки. Мужем. Молодым отцом. И просто хорошим парнем. Я думаю о нем с тех пор, как открыла глаза. Включив кондиционер на самую низкую температуру, прячусь от холода под одеялом и надеюсь, что эти мысли пройдут. Пока я бегу от воспоминаний, Федя бегает по пляжу. А когда я, приняв позу эмбриона, тихонько плачу, Федя сидит на нагретой утренним солнцем террасе и завтракает обещанными в меню ленивыми варениками с густой сметаной. К моменту его возвращения, мне становится совсем невыносимо, и я притворяюсь спящей. Он подходит к прикроватной тумбе, берет пульт и, выключив кондиционер, уходит на море. А я остаюсь одна. И как только это происходит, начинаю жалеть о том, что довела себя до такого состояния. Когда в голове всплывает мысль, способная тебя уничтожить, следует заставить ее молчать. Но вместо этого я раз за разом раскручиваю ее, превращая в бесконечную спираль боли. А затем растягиваю эту боль, как рукава в зимнем свитере, пока она не становится безразмерной черной дырой.

Приняв душ, снова надеваю пижамные шорты и футболку, расчесываю мокрые волосы, беру кружку, бросаю в нее пакетик ягодного чая и, выйдя из номера, иду за кипятком на террасу. Набирая воду, наблюдаю за тем, как сотрудницы кухни наводят порядок после завтрака, и тут позади раздается знакомый голос.

— Милый прикид.

— Зато у тебя… — Обернувшись, я вижу перед собой одетого в строгий брючный костюм Влада. Его светлые до скул волосы тщательно уложены и зачесаны назад. — А ты чего такой нарядный?

— Рабочие моменты, — коротко отвечает он.

— Надо же, какие мы важные, — улыбаюсь я, добавляя в кружку три кубика сахара.

— Тебе за завтраком чая не хватило, пришла за добавкой?

— Я не завтракала.

— Я тоже. Чтобы не опоздать на встречу пришлось выезжать в шесть утра. — Устало вздохнув, он находит взглядом одну из сотрудниц кухни и подзывает ее к нам рукой. — Марго, принесете мой завтрак?

— Конечно, Влад Александрович, — отзывается она и уже направляется к лестнице, когда он снова ее окликает.