ПРОДЮСЕР-САН, том 1: я оказался в корпорации, где меня ненавидят

Миркевич Маня

Девчонка едва слышно ойкнула, когда её дёрнули за ошейник и повели по лестнице со сцены.

— Следующий номер — триста сорок девять. Хирасака Сакура, из Токио.

На сцену вытащили растерянную Сакура-сан в её бордовом платье. Она дёрнулась и что-то промычала, словно протестуя. Я заметил, что на лице у неё был повязан платок, под которым выступало что-то скомканное.

— Я тоже протестую, — выкрикнул мужчина в микрофон. — Тридцать девять лет. Это вообще законно, я спрашиваю вас?

— Ни в коем случае! — крикнул кто-то из зала. — Возраст для айдору важнее всего!

— Я с вами согласен, — ответил тот, что стоял

на сцене. — Как и любой другой объект медиа-индустрии, айдору-певица обладает набором тэ-ка-ха, что в переводе с технологического языка, прошу прощения за грубейший новояз, означает «технико-качественные характеристики». И ни одна девица старше двадцати — да чего уж там, восемнадцати лет, не имеет шанса успешно стартовать. Но правила есть правила, так что кому-то придётся приютить Сакуру. Кстати, она неплохо поёт, хотя ре-мажор откровенно не в лад.

— Не беру, — откликнулся кто-то в первом ряду.

— И я не беру, — пожал плечами лысый пиджак, ведущий на цепочке Маюки, номер триста сорок восемь.

— А что скажет молодой человек в третьем ряду? — выкрикнул ведущий и показал на меня пальцем.

Кто-то сбоку толкнул меня локтём и просвиствел на ухо «не бойся, новенький». «Все с чего-то начинают», — затылком услышал я шёпот откуда-то с задних рядов. Я встретился взглядом с Сакура-сан: она стояла смирно на сцене, как и прошлая девица, и пыталась глазами просверлить во мне дыру, словно я был виноват во всех злоключениях, которые выпали на её долю.

— Берёте или нет? — воскликнул пиджак на сцене.

— Ну… нет, наверное, — прошептал я, удивляясь тому, что слова застревали у меня в глотке.

— Не берёт! — воскликнули все вокруг. — Он не берёт!

В зале заиграла музыка. Ударили невесть откуда взявшиеся барабаны, с потолка спрыгнула обезьяна и принялась скакать по сцене. Лысый мужик в пиджаке бросил микрофон на землю и поволок Сакура-сан; та упиралась, падала на землю, но откуда-то подскочили ещё трое и с трудом уволокли её за кулисы. Музыка превратилась из симфонической в мерзкий какофонический набор синтетических звуков, перемежаемый возгласами «Не берёт! Не взял!» Кто-то дёрнул меня за руку, и в этот момент я открыл глаза: под носом у меня надрывался телефон.

— Ты чего трубку не берёшь? — истошно завопел Гурудзи, едва я нажал на кнопку. — Тут такое случилось!

Он кашлял в трубку, задыхался и каркал невразумительные ошмётки слов, отчего я решил, что проклятого монаха наконец-то схватил сердечный приступ. Из хрипений я кое-как по кусочкам выцедил связный рассказ. Оказалось, что Гурудзи вернулся в храм и первым же делом принялся строчить проникновенное письмо на фанатскую почту Химефу — копию он тут же прислал мне. Он красочно расписал душевные муки героя, который увидел пленённую принцессу, и пообещал спасти её от дракона в чёрном пиджаке с карикатурной внешностью голливудского мафиози. В конце письма Гурудзи с наивной яростью молодого пассионария принялся перечислять, какие кары ожидают злодея, и закончил проникновенным описанием того, как он и спасённая принцесса отправятся на Луну, обнимая за шею единорогов (этот сюжет Гурудзи на днях подсмотрел в аниме), и в конце концов поселятся в храме, чьим наследником он станет единолично, а вместо Аматэрасу все молитвы станут возноситься только Химефу.

— А через пять минут они просто заблокировали мой членский билет в фан-клубе! — причитал мой рыдающий друг. —

И отключили мой аккаунт на сайте! Я теперь отключён от всей радости жизни! Отключён, понимаешь?

Я кое-как утешил Гурудзи, пообещав, что им это с рук не сойдёт, хотя и понимал всю тщетность обещания.

Через полчаса, пока я лазил по шкафам в поисках завалявшихся на полу монет и потерянных в карманах купюр (мысль о том, что я однажды где-то спрятал сотню йен, не давала мне покоя), Гурудзи снова позвонил и обрадовал меня ещё одной хорошей новостью:

— В Смол-Токе новое видео вирусится. Аккаунт yuuchan.

Видео мне совершенно не понравилось, и было отчего: оно представляло наши с Гурудзи вчерашние злоключения на сцене, и наш позор сопровождали ехидные смешки и матерные комментарии. Посреди экрана розовела гигантская надпись «МЕГАОПУЩИ! САКУРА-САН ON FIRE», и, судя по десятку тысяч восторженных комментариев, наше прозвище пришлось зрителям по вкусу. Я досмотрел до нашего позорного побега со сцены и швырнул телефон в стену — но тут же устыдился своего малодушия, поднял его и завалился на кровать:

— Вот так в моей жизни и не осталось ничего больше, кроме блестящего окошка в мир музыки, — сказал я вслух. Осматривая экран: к счастью, он остался цел. — Что ж, с завтрашнего дня вновь придётся таскать макулатуру. Ну хоть ты меня не бросишь, мой любимый телефон.

На моё счастье, Гурудзи, всё ещё причитающий «Отключен! Отключен!», вышел на связь и согласился поработать на благо общества — доставить обед из соседнего комби-магазина, причём за счёт курьера. Дешёвые суши из тунца и чипсы с васаби показались мне поистине райской едой. Пока я отбивался от монаха, который проглотил свой суши-сет одним глотком и принялся покушаться на мою еду, в соседней комнате вновь зазвонил телефон. Я пообещал Гурудзи, что отправлю его за второй порцией, если с моего подноса пропадёт хотя бы одна рисинка, и отправился в комнату.

— Могу ли я услышать Рюичи Хошино? — спросил из трубки женский голос.

Голос напоминал Сакуру-сан (и училку по японской литературе), но был приятнее во всех отношениях: плотный, густой, словно сладкий обволакивающий звуковой туман — настолько приторный, что мне инстинктивно захотелось сплюнуть.

— Это был не я, — выругался я и сбросил звонок.

Я нисколько не сомневался, что после вчерашних злоключений на меня станут охотиться. Будет ли это охрана Сакура-сан? Бешеные блогеры из Смол-Тока, которых хлебом не корми — дай похайпить на инфоповоде? Или родители вдруг решили подослать ко мне человека, чтобы вернуть домой? Настроение, и без того паршивое, тут же упало в пропасть, и я сгоряча сорвался на Гурудзи, которого обнаружил запустившим палочки в мой суши-сет. Я наорал на него, чего давным-давно не позволял себе делать, и приказал ему убираться из дома сию же секунду.

— Мог бы и сказать, что тебе его так сильно хочется, — обиженно проворчал мой друг, когда я спроваживал его за дверь. — А о моих чувствах ты подумал?

Едва я защёлкнул замок, как телефон тут же вновь зазвонил.

— Хошино-сан, — промурлыкал голос, принадлежавший незнакомой женщине, но на сей раз в нём зазвучали стальные нотки, — я предупреждаю вас, что стоит вам ещё раз бросить трубку — и я больше не буду вам перезванивать. Но это в ваших интересах, чтобы разговор состоялся.

— Допустим, я слушаю, — выдохнул я, включил громкую связь.