Проект «дельта»: вторжение деструктов
Шрифт:
– Жалко, что нельзя было сфотографироваться с этой свиньёй, - шепнул тот солдат СС, что порывался достать штык-нож. – Показал бы, роттенфюрер, карточку домашним…
– Заткнись, парень, - сурово предупредил его Вильсберг. – Я повторять не стану. Ещё услышу такой вздор – будешь переведён в маршеровую. Всем ясно? – он обвёл глазами свой личный состав, в камуфляжных длинных куртках с капюшонами.
Все молчали, так как всем было ясно.
Когда разведка, после очередного радиосообщения в отдел
Следующий заряд, выпущенный разом из обоих стволов уложил рослого эсэсманна. Отброшенный, он рухнул спиной на заборчик и сполз по нему в лужу. На зеленовато-коричневом камуфляже с распущенными тесёмками, что торчал клочьями во многих местах, в момент проступила грязно-вишнёвая кровь. Она показалась Вильсбергу именно грязной. Унтерштурмфюрер, не дожидаясь очередного губительного заряда, открыл огонь из башенного вооружения. Для этого ему пришлось отдать команду водителю-механику. Качнув продолговатым корпусом с п-образной рамой антенны, бронемашина отъехала, чтобы выбрать подходящий угол для стрельбы. При этом смяла чей-то забор и пропахала, забуксовав всеми тремя осями с резиновыми колёсами, на чьих-то грядках.
Сухо, очередями заработала автоматическая пушка. От белёсых, в поредевшей штукатурке стен звонницы летело каменное крошево. Малокалиберные снаряды оставляли звёздообразные выбоины. Стрельба стихла. Затем грянул выстрел. Он оказался последним.
Взобравшись на колокольню, солдатам СС удалось извлечь оттуда тело. Стрелявший, парень лет восемнадцати-двадцати, как, оказалось, снял с правой ноги сапог и большим пальцем нажал на спусковой крючок. Выстрелом из обоих стволов он поразил себя в сердце.
– Большевистское село! – звякнул подкованными сапогами, спрягнул с корпуса завязшей бронемашины гауптштурмфюрер. Его глупая физиономия расплылась в непонимающей усмешке. – Дружище, здесь надо провести специальную акцию. Осмотреть дома и подвалы. У этого фанатика, - он кивнул на труп, - могут быть сообщники. Фильтрация населения необходима.
– Силами одного взвода? – усмехнулся в свою очередь Вильсберг. – Сомневаюсь…
Скрипя сердцем, он был вынужден согласиться на фильтрационные мероприятия. Но до этого уговорил артиллериста не отсылать радиодепешу по своим штабам. Ещё найдётся идиот – вышлет по радио эскадрилью «штукас», которым лишь бы попикировать прицельно. С пятидесяти метров эти пресловутые «чёрные гусары», как
Часть солдат Вильсберг отправил выгнать из домов местных жителей. Те с грохотом и рёвом понеслись на мотоциклах по грязным сельским улицам. По команде унтерштурмфюрера другие сняли с убитого большевистского фанатика оставшийся сапог и ватную куртку. Вспороли тесаками швы и подмётку. Там ничего не оказалось. Но во внутреннем кармане ватника обнаружилась красная книжица. С фотокарточкой юноши, какими-то печатями и росписями, выполненные лиловыми чернилами. По-видимому, это удостоверение партии большевиков, решил Вильсберг. Мальчишка ещё сосунок. Не старше того еврея, в поле. Вероятно, эта красная книжка свидетельство о его принадлежности… ум, гм… к русскому «гитлерюгенд». Когда был заключён пакт о ненападении в 1939-м, он много узнал о России. Многое он знал до этого. Его брат, Отто, долгое время состоял молодёжном союзе «Спартак» при германской коммунистической партии. Между ними вспыхнуло пару драк на почве политических разногласий. Но после прихода фюрера к власти и поджога рейхстага в 1934-м, Отто круто изменил свои позиции. Дабы не портить карьеру брату, что некоторое время пробыл в СА, а затем, по совету друзей и своим соображениям, перешёл в охранные отряды СС, он дал письменное обязательство порвать с коммунистами. Вышел из «Спартака». Сейчас работает на заводах «Рейнметалл-борзинг», собирая для армии мины и снаряды.
К площади сходились со всех сторон русские жители. В большинстве своём сами. Некоторых, правда, подталкивали прикладами солдаты СС в зеленовато-коричневых куртках и стальных шлемах с чёрными косыми молниями на белых щитках. По всему селу заливались лаем собаки. Но их никто не пристреливал, как это делали в иных местах даже солдаты и офицеры вермахта. Разведка есть разведка.
Вильсберг поморщился. В душе он ненавидел насилие над животными, памятуя о своей любимой овчарке, что осталась с семьёй во Франкфурте. Унтерменши, это другое. От них следует очищать мир. Они причина застоя. «Содрогнутся кости старого мира, заслышав барабанов наших дробь…»
Эта мысль вселила в него дополнительную уверенность. Он стоял рядом с распростёртым бездыханным телом, расставив ноги в лакированных, в меру замызганных сапогах, с узким голенищем. Чтобы не унижаться перед русскими, даже не смахнул с них грязь. Будет он ещё… Для пущей важности снял с головы стальной шлем. Одел фуражку с выпуклой тульёй серебряным германским орлом, символизирующим старую кайзеровскую власть, и металлическим черепом со скрещёнными костями на околыше чёрного бархата, что означал презрение к смерти. Это был символ СС. (Хотя до этого ещё в XVIII веке такой же черепок носили в виде кокард на меховых шапках «чёрные гусары» генерала Рапа, что командовал кавалерией в армии Фридриха Великого.) На собравшихся русских, среди которых преобладали старика, старухи да женщины с детьми смотрело узкое загорелое лицо с чёрными бровями и голубыми, почти синими глазами, которые излучали беспокойный холод.
– Кто есть знать… шпрехен зи дойтч? – объяснился Вильсберг с толпой «унтерменшей». Он повторил свой вопрос не лучше, чем сказал прежде. Сдвинул брови: - Не хотите говорить с германским офицером? Зер гуд!- он вынул из кармана маскировочной куртки маленькую книжицу в сером переплёте, предназначенную для общения с населением. Нашёл раздел «Сельская местность. Допрос местных жителей». – В селе есть коммунисты? В селе есть советские активисты? В селе есть солдаты и офицеры Красной армии? – посыпались из него вопросы, которые уводили события ни туда.