Проект «дельта»: вторжение деструктов

Графов Станислав

– А монахи? – неуверенно протянул Миша. – А, извините за настырность, наш Спаситель?

– Монашество это больше лечение самоё себя, а затем уже земных язв. Духовных, да и физических, - шумно выдохнул из себя шеф. – Это я тебе со всей ответственностью заявляю. В1940-м мне довелось жить с неделю, в феврале, в Сергиево-Троицкой лавре. Вместе с послушниками в одной келье. В то время партия уже окончательно повернула на путь возрождения православной церкви. Гонения почти прекратились. Восстанавливались монастыри и церкви. Уже Сталин на одном из заседаний Политбюро открыто заявил: а не пора ли нам, товарищи, ввести патриарха? Без патриарха, знаете ли… Так вот, я наблюдался в лавре нашими спецами и там, и в Главном управлении политпропаганды. Происходил большой отбор или отсев. Ну, как в Евангелии: зёрна отделялись от плевелов, чтобы последние… Иными словами, надо было доказать, что

я это я. То бишь уцелевшее зёрнышко, которое даст свои ростки, побеги… Всяких там людей я видел. Особенно поразил меня старец Зосима. Сам сухонький, бородка как лунь, а глаза живые. Синие и пронзительные. Такой человек… - шеф в лёгком волнении заходил взад-вперёд. – Иной раз спускается во внутренний дворик, где его дожидаются прихожане, что за помощью пришли. Подойдёт к такой группе. Посмотрит и люди без слов всё понимают. Становится легче, и они уходят. Знают, что им делать, чтобы себя спасти и своих родных, близких. Одна женщина к нему ходила, колдовка. Наводила порчу на невестку и сына, потому что первую не принимала. Достала её под конец её же нечистая сила. Но… - шеф легко усмехнулся. Размял большие, пригожие руки: - Она вознамерилась её на святого старца скинуть. Навесить, так сказать, своих собак. Пришла такой тихой сапой. Завернувшись в пёстрый платочек, с заплаканными глазками. Всё причитала: меня дома забижают, мол, жизни от них, охальников, немае. Один раз пришла, другой. Отец Зосима будто её нарочно не замечает. В упор не видит. Затем… Рухнула она ему в ножки: «Прости меня отче за мои грехи смертные! До гроба буду каяться». Губами его руку ловит, пальцами хватает. А он мягко так свою руку из её пальцев высвобождает. И говорит с улыбкой: «Сестра моя! Ты кусок масла вчера, прейдя вечером, на блюдце увидала у себя на кухне? Удивлена, поди, была, откуда оно взялось?» Та заохала, заахала. Слезами обливаться перестала. Но испугалась пуще прежнего. Вскочила и убежала. Он же её следом перекрестил и молвил: «Братья и сестры! Сам я грешник и охальник великий».

– Понятно, - кивнул Михаил. – Он колдовство её сокровенное увидал, в котором она и в мыслях боялась себе признаться. Гостинчик от нечисти… Избавиться от него следовало ей, чтобы снять с себя проклятие и встать на путь искупления.

– Так да не так. Не только это, сыне. Он себя с ней, особой этой греховной, чуть ли не в один ряд ставил. Сравнивал… в мыслях, как говорится, чего не попустишь? Кроме всего, всё старцы святые так же о себе мыслили. Писали и говорили пастве. Грешниками себя великими полагали.

В ту же минуту на выключенном телемониторе пульта охраны замигала красная лампочка. Александр Андреевич немедленно включил его. В тесной комнатушке КПП двое охранников, один спиной, а другой ликом к пульту, подавали в разные стороны почти одинаковые знаки. Шеф переключился на пульт видеонаблюдения двора. Там стояла чёрная «десятка» начальника отдела «собственников». В ту же секунду по бетонному покрытию бункера, где стояла пронзительная тишина, застучали поразительно-знакомые, торопливые шаги. Кто-то бежал, почти летел…

– Извините, Александр Андреевич! Здравствуйте… о, Михаил Николаевич! И вам мои пять, - маленькая, как у пианиста, рука Павла Фёдоровича захватила в свои железные объятия ладонь парня. Радостно сверкая голубыми глазками, он продолжал: - Спешу вас порадовать, товарищи. Только что по категории «экстра» пришла информация. «Наставник», он же «чёрный» нами установлен, - он вынул из-за клетчатой подкладки своей куртки прозрачную файловую папку с аккуратно подшитыми листиками. Сдержанно, скрывая эмоции, потряс ею перед своим лицом: - Им оказался гражданин ФРГ Ральф Вильсберг. В ходе той войны служил в войсках СС. Воевал на московском направлении в 41-м, затем под Курском, в Венгрии и так далее. В преступлениях против человечности не замечен, посему отсидел пол срока в ФРГ за членство в преступной организации и выпущен. Приехал к нам по туристической путёвке. Был в СССР неоднократно, по легенде БМД. Одним словом, казачок засланный. Но в этот раз…

– Ну, понятно, - шеф незаметно подмигнул Мише, принимая из рук Павла Фёдоровича папку. – Установлен, значит.

– Есть информации из ГИЦ. Фээсбэшники тоже к этому делу подключились. Из СВР также пришла подтверждающая… от их источников. Там, правда, смотрят со своей колокольни. Пытаются свести к шпионству. Однако не могут объяснить факт исчезновения объекта по пути из Шереметьева и его, так сказать, образования в Сочи. Причём, менее чем за сутки. Вот такая вот телепортация, товарищи.

– Ничего. С телепортациями разберёмся, - подмигнул шеф поочерёдно всем присутствующим.

– Мне эта несимпатичная история уже начинает нравится. Кажется, я начинаю понимать её смысл. Михаил! – он понизил голос и проникновенно попросил: - Оставьте нас на

пару минут наедине. Партийное задание! – он улыбнулся и тут же, посурьёзднев, сказал: - Отправляйтесь в штаб-квартиру. С час пробудьте в приёмной. Не мне вам объяснять, зачем и почему. Обстановка подскажет. Задание вам ясно, молодой человек?

– Яволь, мин херц, - Мишины руки сами сложились по швам.
– Разрешите идти?

– Как барана обкорнаю, - вздохнул шеф. Глаза его сделались виновато-печальными, но внутри одного из них мелькнула весёлая искорка. – Идите.

***

…В 15-00 маленький дэтэктив окружной бэлтиморской полиции спешил в негритянский квартал города. Он остановил свой «Ситроен» на перекрёстке Ньюфаундлендстрит и Парк-холл, где была разрешена парковка. Пройдя мимо шумных, грязных магазинчиков и кафе, где приторговывали марихуаной, он попал на длинный ряд мятых жестяных контейнеров для мусора. За ними виднелась высокая задранная сетка спортивной площадки, где бросали мяч бритые и патлатые африканские подростки. Прислонившись к бетонной стене, группа из них в ярких спортивных штанах, кожанках с заклёпками и смолистыми волосами, заплетенными в косички, жадно покуривала что-то знакомое. Его провожали удивлёнными и насмешливыми взглядами. Отпускали вслед неприличные остроты. Белым и прочим цветным вход в эти трущобы с бельевыми верёвками от балкона на балкон, был естественно заказан. Однако Кэна в этих местах мало кто знал. Тем более что человек, к которому он шёл, обладал немалым авторитетом в преступных чёрнокожих кругах. Любое упоминание о нём, если оно происходило к месту и ко времени, приводило в трепент самых отчаянных сорвиголов-афроамериканцев.

Так и есть, внезапно подумал Кэн. Придётся и на этот раз блеснуть своими связями в местной вуду-мафии. Если только…

– Тебе что, желторылая свинка? – грубо спросил его высоченный блэк-бой баскетбольного роста, в вязаном свитере и тренировочных брюках с кроссовками.
– Заблудился? Накурился травки?.. Может, ты кого выискиваешь?

Он сделал попытку взять Кэна за отворот и потянуть на себя кашемировый шарф. Но тот предупредительно поднял ногу в лакированном ботинке. Покрутил ей на весу перед широкой коричневой физиономией с примятым носом. Это мгновенно охладило пыл подростка, хотя за его широкой спиной маячили ещё двое великовозрастных «торпед», что явно числились в смотрящих этого района. В их обязанности также входило сигнализировать о чужаках и появлении копов.

– Брат, ты не уразумел, - захихикал самый маленький, что был под метр пятьдесят. – Этот желтолицый хочет сказать, что в карманах его немецкого пальто позвякивают не центы, а серебряные кругленькие. А в бумажнике, что спрятан от таких ребят, как мы, полным-полно «зелёненьких». Но он нам их одолжит, если попросим. Как следует, конечно.

– Эй, мистер ускоглазый! – подключился третий здоровяк в шёлковой шапочке расшитой бисером.
– Ну-ка расстёгивай своё тепленькое пальто. Мы по твоей милости мёрзнем уже целых пять минут. Да и воздух наш ты пожираешь зря. За него тоже придётся платить. Вытряхивай твои бабки…

Произнеся эти «тёплые» слова и пожелания к ним, они стали окружать его, отсекая пути возможного отхода. Напасть со спины для этих боевиков не представляло труда. Точным, быстрым движением Кэн, в прыжке махнул перед ними, как в тайском боксе, правой ногой. Причём два раза. Двое тут же отскочили. Третий, что был такого же баскетбольного роста, как первый, но в шёлковой круглой шапочке и чёрной кожанке, лишь неприятно заиграл белками глаз. Огромные коричневые губы вспучились нехорошей усмешкой. Видя, как руки Кэна, то сгибались, то разгибались, стремясь занять боксёрскую позицию, «вязаный» стал пританцовывать и ударять себя сложенными кулаками по груди. При этом он явно шептал вудуистские заклинания: к голове Кэна приливала тяжесть. Но он, умелыми мантрами Будды, отгонял это давление, явно исходившее от демонов неприродных стихалий. Это облегчало борьбу с ними. Самый маленький засучил длинный рукав своей нейлоновки, где красно-чёрными цветами были аляписто намалёваны оскаленные черепа всех видов. Кэн увидел на коричневом кулаке кожаную перчатку с обрезанными пальцами, с нанизанными на неё заострёнными металлическими шипами. Совсем здорово! Два его дружка тут же окинули беспокойным взглядом улицу. Они словно заподозрили в нём копа и готовящийся подвох. Вот-вот, подумали наверняка эти парни, со всех сторон вылетят чёрно-белые «шевроле» с мигалками. Люди в синих на меху куртках с блестящими угольными значками упадут на капот с зажатыми в обеих руках «смит-вессонами» или помповыми «ремингтонами». Трудновато, правда, будет у этих легавых со свидетелями, но всё-таки лишний раз в кутузку попадать… Пустят ещё слух, что нас раскололи и что мы стукачи! Вот будет-то.