Профессор по вызову
Шрифт:
— Видите? — шмыгая носом, сунула трусы обратно, словно ненароком дергая юбкой вверх — авось отвлечется от своей идеи-фикс. Впрочем, если будет сильно настаивать, могу запихнуть в рот что-нибудь другое. Свой галстук, например… или… его язык.
Не удержавшись, я снова уставилась на полуголого Багинского и вздрогнула — взгляд мой уперся в его руку, сжимающую в пальцах что-то маленькое и хрустящее, похожее на… на… квадратик фольги.
Шумно глотнув, я подняла на него глаза.
— Надеюсь, на латекс у тебя нет аллергии? — насмешливо скривив губы, он поманил меня
В моей душе снова зароптало достоинство. Ну, и чем это лучше засовывания трусов себе в рот? Он ведь хочет, чтобы я отсосала ему, не так ли? Чтобы я прямо сейчас залезла к нему на кровать, встала в позу «зю» между его раздвинутых ног, приспустила ему джинсы до середины бедер и надела ртом резинку на его член. А потом долго и упорно втягивала этот член в себя, вылизывая и стараясь заглотить поглубже, пока он не кончит прямо туда же — мне в горло. Или не перевернет меня и, стащив с себя презерватив, решит спустить мне на лицо или между грудей.
Это ведь не менее унизительно, чем то, что он предлагал мне раньше?
Конечно, не меньше. Но почему-то при первом у меня не возникло и тени возбуждения, а сейчас… при одной только мысли о том, что я должна сделать с его охренительным, идеальным членом, и что со мной будет потом, у меня между ног словно буря вскипела. Оказывается, унизительное может возбуждать… Так в чем суть садо-мазо!
Какая же я все-таки неопытная. Надеюсь, мой искушенный профессор простит, если я ненароком цепану его зубом.
— Нет, что вы… — хрипло произнесла я, облизнув пересохшие губы, — у меня нет аллергии на латекс.
Шумно выдохнула и пошла на него так резко, что даже он вздрогнул, не ожидая от меня такой ретивости. Вовремя вспомнив, что я должна играть несчастную жертву абьюза, я притормозила на последних шагах, замялась и обняла себя руками.
Расслабившись, Багинский хмыкнул.
— Что не так, Птичкина? Ты же не думала отделаться от меня, просто расставив ноги? Вчера прокатило, признаю — очень уж ты меня с толку сбила… Но сегодня я поумнел. Так что будешь отрабатывай по полной. Давай-давай, не ленись… Ротик открыла и вперед.
Вот же гад какой… Если он немедленно не закроет свой ротик, весь мой энтузиазм сойдет на нет, и кому от этого будет хорошо? И секса не получу, и останусь с минимумом записи, от которой, возможно, его адвокаты и отобьют потом.
Нет уж, записывать так до победного конца — нужно, чтобы он на записи не только пошлости говорил, но и отозвался на свое имя. И признался, что заставляет меня делать это ради моей карьеры — из-за шантажа со стороны вышестоящего персонала. Тогда его не только погонят со всех постов и лишат научных званий, но, возможно, еще и посадят, если дело получит огласку.
Исподтишка я снова окинула моего Аполлона быстрым взглядом. Конечно, такую красоту в тюрягу нельзя. Да и самой выступать на суде, вываливая все подробности и предоставляя чужим людям запись того, как я делаю кому-то минет, не хотелось бы. Но ведь никто же и не
И тут я замерла, сраженная наповал грандиозной по своей значимости идеей.
«Оставит меня в покое»? Просто оставит в покое?! То есть я, за то, чтобы меня оставили в покое, должна сейчас ему презерватив на член натягивать ртом, а он за то же самое… немного испугается и спокойненько продолжит свою профессорско-проститутскую жизнь?
Я вдруг вспомнила, как он предлагал мне сыграть на раздевание, где собирался получить удовольствие и в случае, если выиграет, и в случае, если проиграет. А я ведь тогда поставила свои условия и получила то, что хотела… Ну, почти получила — если бы сама не отвлеклась и не залезла на него, как полная дура!
Как он сказал? Сегодня он умнее, чем вчера? Ну что ж… сегодня и я умнее. И за вашу репутацию, профессор, я захочу… не только, чтобы вы меня оставили в покое. Точнее, даже захочу, что не оставляли.
Внезапно у меня появился гораздо более весомый стимул разговорить Багинского. Теперь имело смысл записать как можно больше — чтобы он уж точно испугался и даже и не думал сомневаться, что если я обнародую запись, ему будет очень плохо.
Перестав мяться, я сделала последний шаг к кровати, нагнулась, якобы снимая туфли… и незаметно, одним плавным движением, вытащила из декольте жучок и приклеила его к ножке кровати — правда не с внутренней стороны, а с внешней. Не дотянулась до внутренней.
Но это уже было неважно, потому что на ближайшие полчаса я постараюсь сделать так, чтобы он вообще забыл о том, что у этой кровати есть ножки.
— Вы хотите, чтобы я сделала вам минет, профессор Багинский… — промурлыкала я, склоняясь над его пахом и позволяя волосам упасть на его крепкий живот.
Ну же, давай… отзовись, скажи, что это ты и есть Багинский, умоляла его про себя. Сделай так, чтобы запись выглядела чистой, без склеек.
Но он словно нарочно молчал, пожирая меня прищуренным, до дрожи обжигающим взглядом.
Сжав челюсть так, словно ее свело судорогой, он поднес к губам пакетик с презервативом, также молча, зубами порвал его и протянул мне, одновременно загребая пальцами прядь моих волос на затылке…
Глава 18
Она никогда раньше не делала этого — Багинский понял это сразу же, как только девушка вытащила презерватив из пакетика и уставилась на него озадаченным взглядом, крутя его в пальцах.
Не так! — хотел было выкрикнуть, когда она принялась раскручивать его раньше, чем даже выпустила его член из боксеров. Но в эту секунду Птичкина как нарочно оперлась о его живот второй рукой, и одно это прикосновение превратило его в безголосое, бесхребетное создание, вся суть которого сосредоточилась в одном единственном месте — том, на которое сейчас будут пробовать натягивать полностью раскрученную резинку.