Профессор Жупанский
Шрифт:
Гайдук недовольно повел глазами.
— У меня солонина домашняя, — соврал он. — А водки налейте.
— Подам. Садитесь!
— При мне наливайте, — буркнул Гайдук, не отрывая жадных глаз от полногрудой Стефы.
— Ну и посетитель! — возмутилась буфетчица. — Не доверяет мне налить сто граммов! Да вы знаете...
— Я вас очень хорошо знаю, — криво улыбнулся Гайдук, снова окидывая буфетчицу похотливым взглядом.
Стефа с грохотом поставила перед ним тарелку с хлебом, стакан с водкой и демонстративно отвернулась. Гайдук,
«Хорошо ему: командует — сделай то, выполни это... А попробуй, когда на каждом шагу опасность. Собственными руками придушил бы Крутяка. Да ведь сам пропаду ни за понюшку табаку...»
Вспомнил Слепого, Кушпитовых сыновей, сердито засопел:
«Похваляются, а сами только дули большевикам в карманах показывают. Один раз листовки взялись разбрасывать, вот и вся их работа».
— Тьфу!
— На пол плевать нельзя! — донеслось со стороны буфета. — Это вам, прошу пана, не хлев.
Гайдук повернул голову. Буфетчица содрогалась от смеха.
— Чего вы хохочете?
— Смотрю на ваше «сало». Где вы его покупали? Может, дома забыли или кто-то украл?
— Где-то затерялось, — понуро ответил Гайдук, сметая в тарелку крошки хлеба. — Вам хорошо — одному недовесишь, другому недольешь, и все в карман идет, а крестьянин на собственном горбу хлеб должен выращивать.
— Разве у вас земли нет? Почему же на собственном горбу хлеб сеять?
— Земля есть! — тяжело вздохнул Гайдук. — Только как ее удержать?
Толстое лицо буфетчицы обмякло. Она вышла из-за стойки, приблизилась к Гайдуку.
— Я вот думаю, думаю и никак не могу вспомнить, где мы раньше встречались...
Гайдук решил, что Стефа может ему пригодиться.
— Думаете, встречались?
— Точно не знаю, но мне так кажется, — внимательно присматриваясь к посетителю, ответила буфетчица.
— У мясника Левицкого. Разве забыли? Я частенько возил ему свиней, а он свежатину сбывал в вашу лавку, Стефания.
В мутных глазах женщины промелькнула грусть.
— Зачем напоминать?.. Когда-то хозяйкой была, а теперь... — и начала вытирать фартуком слезы. Второй ее подбородок мелко затрясся.
Гайдук встал, крякнул, подкрутил усы, недвусмысленно посмотрел на буфетчицу.
— Придет время, — снова магазин откроете, — сказал шепотом, слегка похлопывая Стефу по спине.
Дородная буфетчица внезапно прильнула к Гайдуку:
— Разве что-нибудь слышно? — тяжело дышала в лицо, и ее цепкие глазки словно ощупывали Гайдука невидимыми щупальцами.
Гайдук выругал себя за неосмотрительность и начал торопиться.
— Разве пошутить нельзя? — пронизывая женщину пристальным взглядом, ответил он. — Ну, мне пора на поезд. Будьте здоровы!
— Заходите, — вздохнула буфетчица, — а то не с кем и поговорить откровенно. Так редко теперь встретишь своего человека...
Гайдук вышел на улицу. Зыбкие очертания домов и деревьев уже сливались
«Откуда столько товаров, полки ломятся? А говорили, что у Советов ничего нет... А ведь война совсем недавно кончилась...»
До отхода поезда оставалось почти два часа. Гайдук свернул налево, на узкую, тихую улочку.
«Какая силища у Гитлера была! Целые государства на колени падали. А красные все же фашистов разбили! Нет, что ни говорите, господа, а Россия — могучая держава. Пропали ваши, пан Злогий, богатства, ей-богу, пропали!»
Злорадная мысль на миг приятно возбудила его, но уже через минуту порядком озадачила:
«И мое добро пойдет прахом!.. Голытьбу одним пирогом не накормишь. Съест панский, к моему руки протянет».
Неприятные мысли не давали покоя, словно надоедливые комары. Много ли у него заклятых врагов? Кажется, хватает, черт бы их побрал! И самый страшный — Крутяк. Потом — Пилипчук, Лобанова. Встревает во все дела, ходит по хатам с книжками... Настырная библиотекарша! Давно уже нужно было избавиться от этой холеры. Откуда только она взялась на их голову? Или желторотый Никифор! Вишь, завклубом назначили! Набросить бы на шею удавку, привязать камень и — в пруд, пусть там раками заведует.
Ой, много врагов, очень много. А надежных людей осталась горсточка. Да и сколько из них вояк? Может, с десяток, а то и меньше. Да и те отсыпаются, а не действуют.
Неподалеку от вокзала Гайдука кто-то окликнул. Неспешно оглянулся и увидел, что к нему приближается высокий юноша в военном. «Неужели выследили?» Сердце стиснулось, непослушными стали руки, ноги.
— Не узнали, вуйко?
— Нет, теперь узнал. Владимир! Дай бог здоровья. А сначала подумал: какой-нибудь комиссар окликает... Куда это ты спешишь? Может, домой?
— Угадали! — весело ответил Пилипчук. — Едем с концертом в наш колхоз. А будет необходимость, мы и в молотьбе поможем малость.
Гайдук степенно пригладил усы.
— О, о! Помогать надо, надо! Я уже твоему отцу напоминал: говорю, у пана Злогого до святого Семена молотьбу заканчивали, а вы и до морозов затянете. А он злится, краснеет, твой отец. Но правда есть правда!
— Ничего, вуйко, все наладится. Вы тоже не в один год хозяином стали. Начнем комбайнами хлеб убирать, тогда легче будет. Дней десять — и жатве конец... Главное сейчас — чтобы дружно.
Гайдук искоса посматривал на студента, недовольно думал: «Такой же, как и отец. Весь род анафемский — одна коммуния. Куда нужно, куда и не нужно — всюду Пилипчуки свой нос суют. Вишь, студентов в село тянет, меня вуйком, будто дядю родного, называет... Твой вуйко крикуном был, пока его дефензива не прибрала к рукам».