Прогулка заграницей
Шрифт:
Мы вошли въ контору начальника. На стнахъ висли карты горъ, одна или дв литографіи боле знаменитыхъ проводниковъ и портретъ ученаго Соссюра.
Въ ящикахъ подъ стекломъ помщались снабженные ярлычками остатки сапогъ и палокъ и другіе реликвіи и памятники различныхъ происшествій, случившихся на Монблан. Въ особой книг записаны вс восхожденія, какія только были совершены, начиная съ № 1 и 2 — восхожденіе Джака Бальматъ и Де-Соссюра въ 1787 г. — и кончая № 685, чернила котораго еще, можно сказать, не вполн засохли. И дйствительно, № 685 стоялъ у конторки въ ожиданіи драгоцннаго оффиціальнаго диплома, который, по возвращеніи его въ ндра нмецкой семьи, будетъ служить доказательствомъ, что онъ дйствительно однажды былъ настолько неблагоразуменъ, что ползъ на самую вершину Монблана. Получивъ документъ, человкъ этотъ имлъ весьма счастливый видъ, да онъ и не скрывалъ этого и открыто говорилъ, что страшно доволенъ.
Я попытался купить такой дипломъ для своего больного пріятеля, оставшагося дома, который никогда не путешествовалъ, но всю жизнь мечталъ совершить восхожденіе на Монбланъ. Однако же, начальникъ довольно грубо отказалъ
Я и въ нмц пытался пробудить чувства, но безуспшно; онъ не согласился ни отдать, ни продать своего диплома. А между тмъ я говорилъ ему, что мой пріятель боленъ и не можетъ идти самъ, но онъ отвчалъ, что вовсе не заботится о какомъ-нибудь verdammtes pfennig, а ему нуженъ дипломъ: неужели же я воображаю, что онъ рисковалъ своей шеей для этого диплома и потомъ отдастъ его какому-то больному иностранцу? Ну, что же, если нельзя, то и не надо. Но я ршилъ сдлать все возможное, чтобы унизить этотъ Монбланъ.
Въ журнал помщенъ списокъ всхъ несчастій, какія когда-либо случались на гор. Первый случай относится къ 1820 году, когда трое проводниковъ доктора Хамеля провалились въ трещину ледника; въ помтк собщается, что 41 годъ спустя вслдствіе медленнаго движенія внизъ ледниковаго льда останки были найдены въ долин у подножія ледника. Послдняя катастрофа помчена 1877 годомъ.
Оставивъ контору, мы стали бродить по деревн. Передъ маленькою церковью стоитъ монументъ въ память отважнаго проводника Якова Бальмота, который первымъ взошелъ на вершину Монблана. Это дикое путешествіе онъ сдлалъ въ одиночку, а впослдствіи повторялъ его неоднократно. Отъ перваго его восхожденія к до послдняго прошло почти полстолтія. На закат своей жизни, имя 72 года отъ роду, онъ отправился однажды въ горы, на Pic du Midi, одинъ, и, какъ полагаютъ, карабкаясь по крутизн, поскользнулся и свалился въ пропасть. Можно сказать, что онъ умеръ подъ лямкой.
Подъ старость имъ овладла жадность; онъ часто уходилъ тайкомъ въ горы и среди ужасныхъ пиковъ и пропастей разыскивалъ золото, которое не существовало, да и существовать тамъ не могло. Во время одного изъ подобныхъ поисковъ онъ и поплатился жизнью. Его статуя стоитъ на улиц, а статуя де-Соссюра находится въ зал нашей гостинницы; кром того, надъ дверью одной изъ комнатъ ея во второмъ этаж прибита металлическая доска, гласящая, что комнату эту занималъ Альбертъ Смисъ. Бальмотъ и де-Соссюръ, такъ сказать, открыли Монбланъ, но въ собственность, могущую приносить деньги, обратилъ его Смисъ. Статьи его въ «Blackwood'» и лондонскія чтенія о Монблан познакомили публику съ этой горой и возбудили въ ней интересъ къ горнымъ экскурсіямъ.
Бродя по улиц, мы вдругъ увидли какой-то сигнальный красный огонь, мерцавшій въ темнот вверху, на склон горы. Казалось, что онъ блеститъ гд-то совсмъ близко, что стоитъ подняться на какую-нибудь сотню ярдовъ, чтобы достать до него. И только особому нашему благоразумію мы обязаны тмъ, что ршили лучше остановить одного изъ прохожихъ и попросить у него огня для трубки, чмъ лзть наверхъ къ замченному красному фонарю, какъ это мы сначала намревались сдлать. Прохожій сказалъ, что этотъ красный фонарь находится въ Grands Milets, т. е. въ 6.500 футахъ надъ уровнемъ долины. По собственному опыту, пріобртенному на Риффельберг, мы поняли, что намъ пришлось бы туда лзть чуть не цлую недлю. Скоре я готовъ отказаться отъ куренья, чмъ доставать съ такими хлопотами огонь.
Даже при дневномъ свт обманчивая близость горы служитъ причиною любопытныхъ иллюзій. Такъ, напримръ, если смотрть невооруженнымъ глазомъ на хижину, стоящую тамъ около ледника, то немного дале и выше этого пункта можно разсмотрть и то мсто, гд зажигается по ночамъ красный огонь; оба пункта кажутся такъ близко другъ отъ друга, что наблюдатель готовъ спорить, что, находясь въ одномъ изъ нихъ, онъ легко перекинетъ камень въ другой. Въ дйствительности же не совсмъ такъ; разница въ высот обоихъ пунктовъ боле 3000 футовъ. Снизу это кажется просто невроятнымъ, но тмъ не мене это такъ.
Гуляя, мы все время слдили за луной, и даже, возвратясь на веранду гостинницы, я не спускалъ съ нее глазъ. Дло въ томъ, что у меня сложилась теорія, по которой тяготніе рефракціи вліяетъ на атмосферическую компенсацію, вслдствіе чего преломленіе отъ земной поверхности должно проявлять наибольшій эффектъ тамъ, гд проходятъ большія горныя цпи; если одическая и идиллическая силы при этомъ будутъ дйствовать одновременно, то легко можетъ случиться, что он воспрепятствуютъ лун подняться выше 12.000 футовъ надъ уровнемъ моря. Нкоторые изъ моихъ ученыхъ коллегъ встртили эту смлую теорію съ крайнимъ презрніемъ, другіе просто молчаніемъ. Изъ числа первыхъ могу указать на профессора H — у, изъ числа вторыхъ профессора Т — ль. Такова профессіональная зависть, ни за что въ свт не отнесется ученый доброжелательно къ теоріи, которую онъ не самъ составилъ. У этого народа совершенно отсутствуетъ товарищеское чувство; со крайней мр, вс они страшно возставали, когда я называлъ ихъ собратьями или коллегами. Чтобы показать, какъ далеко можетъ иногда заходить ихъ неделикатность и злоба, достаточно сказать, что я предлагалъ профессору H — у опубликовать мою великую теорію, какъ собственное его открытіе; я даже просилъ его сдлать это, мало того, я предлагалъ
Но теперь я радъ, что эта теорія принадлежитъ мн, такъ какъ въ эту самую ночь, о которой я сейчасъ пишу, она была подтверждена самымъ блестящимъ образомъ. Высота Монблана около 16.000 футовъ, луна скрывается за нимъ совершенно, недалеко отъ Монблана находится пикъ, имющій высоту въ 12.216 футъ; когда луна, скользя позади ряда вершинъ, стала приближаться къ этому пику, я принялся слдить за ней съ величайшимъ волненіемъ и интересомъ; ршался вопросъ о репутаціи моей, какъ ученаго: черезъ минуту она провалится или будетъ установлена незыблемо. Невозможно описать того восторга, который подобно волн прокатился по моей груди, когда я увидлъ, что луна спряталась за этотъ пикъ и прошла сзади него на такой высот, что отъ верхняго ея края и до вершины горы оставалось боле, чмъ два фута четыре дюйма! Итакъ, моя честь спасена. Я говорилъ, что выше она подняться не можетъ, и слова мои оправдались. Надъ всми другими пиками она прошла сверху, но этого одного одолть она не могла.
Отъ одного изъ этихъ остроконечныхъ пальцевъ, въ-то время, когда за него зашла луна. поперекъ всего неба легла длинная, косая, рзкая тнь, что-то врод чернаго луча, въ которомъ чувствовалась какая-то скрытая, невидимая сила, подобная той, которая заключена въ восходящей стру воды, выбрасываемой сильнымъ пожарнымъ насосомъ. Чрезвычайно любопытно было наблюдать эту рзкую тнь отъ земного предмета на такомъ неосязаемомъ экран, какъ небесный сводъ.
Наконецъ, мы легли въ постель и вскор заснули, но часа черезъ три я проснулся съ біеніемъ въ вискахъ и съ головой, болвшей какъ снаружи, такъ и внутри. Я былъ измученъ, еще не пришелъ въ сознаніе, глаза мои слипались. Я сейчасъ же нашелъ причину такого состоянія, это былъ ручей. Какъ во всхъ горныхъ деревняхъ Швейцаріи, такъ и везд до дорог шумъ этотъ неумолчно стоитъ въ ушахъ путника. Сначала онъ кажется даже музыкальнымъ, и настраиваетъ мысли на поэтическій ладъ, онъ усыпляетъ туриста въ его комфортабельной постели. Однако же, въ конц концовъ, туристъ начинаетъ замчать, что у него болитъ голова, хотя причины этой боли опредлить онъ еще не можетъ. Даже въ уединеніи, когда крутомъ царитъ глубочайшая тишина, въ ушахъ у него раздается какой-то слабый, отдаленный, ни на минуту не умолкающій шумъ, подобный тому, который слышится, если приложить къ уху морскую раковину, но и тутъ онъ еще не догадывается; умъ его погруженъ въ дремоту, охваченъ слабостью; онъ не въ состояніи задержаться на одной какой-нибудь мысли и строго прослдить ее до конца; если туристъ садится писать, онъ не можетъ сосредоточиться, не можетъ найти необходимаго ему слова, забываетъ, о чемъ онъ хочетъ говорить и сидитъ съ перомъ въ рук, поднявъ голову, закрывъ глаза, и напряженно прислушиваясь къ раздающемуся въ его ушахъ шуму, подобному заглушенному грохоту отдаленнаго позда. Звукъ этотъ не проходить даже во время самаго крпкаго сна, и несчастный поневол слушаетъ его, слушаетъ напряженно, съ тревогою и кончаетъ тмъ, что, наконецъ, просыпается въ отчаяніи и совершенно измученный. И все-таки онъ не можетъ дать себ отчета въ этомъ явленіи. Такъ идетъ у него день за днемъ, и онъ чувствуетъ себя, какъ бы въ спальномъ вагон. Въ конц концовъ требуется не мене недли времени, чтобы открыть, что причина всхъ его несчастій заключается въ шум горнаго источника, шум, который преслдуетъ его, не давая ни минуты отдыха. Тогда для него настаетъ время узжать изъ Швейцаріи, потому что, разъ причина найдена, мученія его увеличатся въ нсколько разъ. Шумъ потока начинаетъ сводить его съ ума, а физическая боль становится невыносимой. При приближеніи къ одному изъ такихъ потоковъ, онъ испытываетъ такія мученія, что готовъ повернуть обратно, чтобы только избжать встрчи со своимъ врагомъ. Подобное же возбужденіе, прошедшее у меня посл отъзда изъ Швейцаріи, вновь охватило меня вслдствіе уличнаго шума и грохота, когда я мсяцевъ восемь или девять спустя пріхалъ въ Парижъ. Въ поискахъ за тишиной я даже забрался въ шестой этажъ гостинницы. Однажды около полночи, когда уличный шумъ почти затихъ, я собирался лечь спать, какъ вдругъ услышалъ какой-то новый своеобразный звукъ. Прислушиваюсь — нтъ сомннія, какой-то развеселый лунатикъ отплясываетъ какъ разъ надъ моею головою что-то врод сарабанды; пляшетъ очень осторожно, но тмъ не мене съ увлеченіемъ. Конечно, я сталъ ожидать, скоро ли онъ кончитъ. Тихо шаркая, онъ плясалъ пять долгихъ, долгихъ минутъ; затмъ послдовала пауза, затмъ что-то тяжело упало на полъ. «А, — подумалъ я про себя, — онъ снимаетъ съ себя сапоги — благодареніе небу, внушившему ему эту мысль». Посл минутной тишины шарканье послышалось снова. «Ужь не хочетъ ли это онъ попробовать танцовать въ одномъ сапог?» подумалъ я про себя. Послдовала новая пауза и новый ударъ въ полъ. — «Это онъ снялъ съ себя другой сапогъ, наконецъ-то», — сказалъ я. Однако что-то не такъ. Шарканье послышалось снова. — «Чортъ его возьми, — вскричалъ я, — онъ танцуетъ въ туфляхъ!» — Минуту спустя настала обычная пауза, а затмъ новый ударъ чего-то объ полъ. «Проклятіе, да онъ въ двухъ парахъ сапогъ!» Прошелъ часъ, а волшебникъ этотъ все шаркаетъ и кидаетъ на полъ сапоги и накидалъ ихъ цлыхъ двадцать пять паръ. Я былъ доведенъ до бшенства. Схвативъ ружье, я ползкомъ началъ подкрадываться къ своему врагу. Какой-то парень стоялъ среди цлаго акра наваленныхъ въ груду сапогъ; на рук у него былъ надтъ тоже сапогъ, съ которымъ онъ танцовалъ — виноватъ, который онъ ч_и_с_т_и_л_ъ щ_е_т_к_о_ю. Такимъ образомъ, тайна объяснилась. Человкъ этотъ вовсе не плясалъ. Это былъ «чистильщикъ» при гостинниц, находившійся при исполненіи служебныхъ обязанностей.