Прогулка заграницей
Шрифт:
Вернувшись, наконецъ, къ намъ, онъ принялся объяснять, что онъ и уходилъ именно съ этою цлью. Мы сдлали видъ, что вримъ ему. Такимъ образомъ, жизнь наша снова была въ страшной опасности, и только мудрой осмотрительности и хладнокровному мужеству, которыя и раньше уже не разъ выручали насъ изъ бды, мы можемъ приписать наше спасеніе. Тмъ не мене, пещеру эту слдуетъ постить каждому туристу, это стоитъ хлопотъ. Только я совтовалъ бы идти туда, хорошо вооружившись. Я не скажу, что для этого безусловно необходима артиллерія, но если большихъ затрудненій въ этомъ не предвидится, то не буду и отсовтывать брать ее. Вся прогулка туда и назадъ составляетъ около 3 1/2 миль, изъ которыхъ три идутъ по ровному грунту. Мы совершили ее мене, чмъ въ одинъ день, но неопытному, если позволяетъ время, я посовтовалъ бы пожертвовать за нее два дня.
Затмъ, мы пригласили къ себ начальника проводниковъ и потребовали у него отрядъ проводниковъ и носильщиковъ, чтобы совершить восхожденіе на Монтавертъ. Идіотъ этотъ вытаращилъ на насъ глаза и сказалъ:
— Чтобы идти на Монтавертъ, вамъ не требуется ни проводниковъ, ни носильщиковъ.
— Что же намъ требуется, въ такомъ случа?
— Вамъ? Больница!
Грубость эта такъ меня поразила, что расположеніе духа было испорчено на долго.
На слдующій день, рано утромъ, мы достигли высоты 5.000 футъ надъ уровнемъ моря, гд и позавтракали, ставши лагеремъ. Мсто это называлось Caillet. Тамъ стояла хижина, и протекалъ ручей съ холодною, какъ ледъ, водою. На дверяхъ хижины находилась слдующая надпись на французскомъ язык: «Здсь за 50 сантимовъ можно видть живую серну». Мы не любопытствовали. Наоборотъ, намъ хотлось видть мертвую серну.
Вскор посл полудня мы закончили восхожденіе и прибыли въ новую гостинницу, построенную на Монтаверт. Съ этого пункта мы любовались видомъ на Mer de Glace, вверхъ по склону котораго глазъ проникаетъ на цлыя шесть миль. Отсюда этотъ громадный ледникъ кажется какимъ то моремъ, высокія гряды волнъ котораго внезапно застыли во время бури, дале же вверхъ поверхность ледника представляетъ уже настоящій хаосъ нагроможденныхъ другъ на друга ледяныхъ валовъ.
По головоломной тропинк крутого склона морены мы спустились на самый ледникъ. Тамъ и сямъ виднлись группы туристовъ обоего пола, что производило впечатлніе какого-то громаднаго ледяного катка.
Мстность эту постила императрица Жозефина, которая въ 1810 году совершила восхожденіе на Монтавертъ; впрочемъ, она была не одна, впереди шествовала настоящая маленькая армія, которая сглаживала дорогу, а, быть можетъ, даже устилала ее ковромъ. За этой арміей подъ попеченіемъ 68 проводниковъ слдовала уже сама императрица.
Нсколько поздне преемница ея тоже постила Шамони, но уже при совершенно иной обстановк. Это было 7 недль спустя посл паденія имперіи, когда несчастная эксъ-императрица, Марія-Луиза, явилась сюда въ качеств бглеца. Въ бурную ночь, съ двумя всего провожатыми стояла она у дверей крестьянской хижины, измученная, иззмокшая отъ дождя, при чемъ «красный слдъ отъ утерянной короны все еще опоясывалъ чело ея», и просила убжища, но получила отказъ. Всего нсколько дней передъ этимъ лесть и поклоненіе народа ласкали ея слухъ, теперь же до чего она дожила!
Мы благополучно перешли Mer de Glace, хотя и претерпли не мало страху. Ледниковыя трещины были такъ глубоки, такъ сини и высматривали такъ таинственно, что, перебираясь черезъ нихъ, мы чувствовали себя не совсмъ хорошо; громадныя округленныя волны льда были такъ скользки и представляли столько затрудненій для взлзанія на нихъ, что шансы поскользнуться и затмъ свалиться въ трещину, были столь велики, что нисколько не способствовали уменьшенію этого чувства неловкости.
На дн углубленія между двумя самыми высокими изъ вышеупомянутыхъ ледяныхъ волнъ, мы нашли какого-то проказника, который занимался якобы тмъ, что вырубалъ во льду ступени для боле безопаснаго спуска туристовъ. Подойдя къ нему, мы застали его сидящимъ, но онъ тотчасъ же вскочилъ и вырубивъ во льду пару ступеней, годящихся разв для кошки, потребовалъ за это франкъ, или даже два. Затмъ, онъ снова услся дремать, пока его не разбудитъ слдующая партія. Такимъ образомъ, за одинъ этотъ день онъ уже усплъ получить контрибуцію не мене какъ съ трехсотъ человкъ, льду же нарубилъ тамъ мало, что даже не испортилъ вида. Приходилось мн и раньше слышать о недурныхъ синекурахъ,
День былъ до чрезвычайности жаркій, такъ что мы просто изнемогали отъ жажды. Что за невыразимая роскошь припасть въ такую минуту къ чистой и прозрачной, холодной ледниковой вод! Въ каждой ложбин между этими громадными ледяными хребтами журчала прозрачная струйка, протачивая себ русло во льду собственнымъ движеніемъ; кром того, въ этихъ мстахъ каждый осколокъ скалы образуетъ углубленія во льду, чего-то врод чаши съ гладкими блыми стнками и дномъ изъ чистйшаго льда, чаши, наполненной до самыхъ краевъ водою такой безусловной чистоты и прозрачности, что невнимательный наблюдатель можетъ вовсе не замтить ея и думать, что чаша эта пуста. Бассейны эти такъ привлекательны, что я то и дло припадалъ къ нимъ, даже когда и не чувствовалъ особой жажды, и погрузивъ въ нихъ свое лицо, пилъ эту воду, пока не начинали болть зубы. Нигд въ цлой Европ, за исключеніемъ швейцарскихъ горъ, мы не могли пользоваться однимъ изъ величайшихъ наслажденій, состоящимъ въ томъ, чтобы утолять жажду холодною, какъ ледъ водою; здсь же, на этихъ высотахъ, на каждомъ шагу текутъ безчисленныя, какъ бы танцующія струйки восхитительной воды, которую мы съ товарищемъ постоянно пили, выражая ей за то нашу глубочайшую признательность.
Во всей Европ, за исключеніемъ горныхъ мстностей, вода плоха и безвкусна до невроятія; она просто никуда не годится; даже ледъ нисколько не помогаетъ: она неизлечимо плоха, неизлечимо безвкусна. Ею хорошо только мыться; удивляюсь, что большинству здшнихъ жителей мысль эта какъ-то не приходитъ въ голову. Въ Европ вы каждую минуту услышите, какъ кто-нибудь со страхомъ говоритъ: «Никто не пьетъ этой воды», и дйствительно, они имютъ вполн основательныя причины такъ говорить. Мало того, въ нкоторыхъ мстахъ они находятъ нужнымъ даже запрещать пить иную воду. Въ Париж и Мюнхен, напримръ, часто говорятъ: «Не пейте этой воды, она настоящій ядъ».
Одно изъ двухъ: или Америка вообще здорове Европы, несмотря на свою «упорную» склонность къ ледяной вод, или же она не съ такой точностью, какъ Европа, ведетъ у себя статистику смертныхъ случаевъ. Съ своей стороны, я стою за точность нашей статистики; а если это такъ, то города наши здорове, чмъ города европейскіе. Германское правительство каждый мсяцъ печатаетъ сравнительную таблицу смертности различныхъ мстностей. Просматривая за много мсяцевъ эти таблицы, я открылъ тотъ интересный фактъ, что каждый городъ иметъ свою опредленную цифру смертности, которая регулярно повторяется изъ мсяца въ мсяцъ. Таблицы эти, которыя могли бы печататься стереотипнымъ способомъ, такъ он мало мняются, составляются на основаніи недльныхъ отчетовъ, дающихъ среднія числа смертности, приходящіяся на каждую тысячу населенія въ годъ. Въ нихъ противъ Мюнхена всегда стоитъ число 33 (годовое среднее на 1000 человкъ населенія), противъ Чикаго 15 или 17, Дублина — 48 и такъ дале.
Изъ американскихъ городовъ только немногіе появляются на этихъ таблицахъ, но за то т, которые тамъ попадаются, взяты изъ весьма различныхъ мстъ этой страны и поэтому могутъ служить хорошимъ мриломъ здоровья въ большихъ городахъ Соединенныхъ Штатовъ; числа эти, кром того, ясно говорятъ, что наши деревни или небольшіе города гораздо здорове, чмъ большіе.
Вотъ среднія числа для нкоторыхъ изъ американскихъ городовъ, взятыя изъ таблицъ германскаго правительства:
Чикаго, на 1000 человкъ населенія ежегодно смертей 16; Филадельфія 18; Ст. Луи 18; Санъ-Франциско 19; Нью-Іоркъ (Дублинъ Америки) 23.
Посмотрите теперь, какой рзкій скачекъ длаютъ цифры, когда очередь доходитъ до европейскихъ городовъ.
Парижъ 27; Глазговъ 27; Лондонъ 28; Вна 28; Аугсбургъ 28; Брауншвейгъ 28; Кенигсбергъ 29; Кельнъ 29; Дрезденъ 29; Гамбургъ 29; Берлинъ 30; Бомбей 30; Варшава 31; Бреславль 31; Одесса 32; Мюнхенъ 33; Страсбургъ 33; Пестъ 35; Кассель 35; Лиссабонъ 36; Ливерпуль 36; Прага 37; Мадрасъ 37; Бухарестъ 39; С.-Петербургъ 40; Тріестъ 40; Александрія (Египетъ) 43; Дублинъ 48; Калькута 55.
Эдинбургъ, по смертности, равенъ Нью-Іорку — 23; вс остальные города списка, если не считать Франкфурта-на-Майн, для котораго цифра смертности равна 20, показываютъ смертность еще большую; но и Франкфуртъ-на-Майн, и тотъ иметъ большую смертность, чмъ Чикаго, С.-Франциско, С.-Луи, или Филадельфія.