Прогулки с бесом. Том четвёртый
Шрифт:
– Приблизительно к сентябрю не было стыдно за себя.
– Вот! А высоких "погребных" начальников не бомбили как тебя, повод ослабления запорных колец отсутствовал, не было твоейтренировки. В немыслимых по комфорту подвалах, в немыслимой прочности бетонных погребах с запасом жратвы, вин и вентиляции царственные дураки, предлагали народу разделить с ними страхи "за будущее страны".
– Молчать, а то враги услышат!
– пугали народ?
– Пугали, новизна отсутствует, суть одна, масштабы разные. Честные люди рассказывают, что и у больших людей запорные кольца такие, как и у малых, а потому и ведут себя
У граждан, спасающих жизнь в земляных норах, было три пути:
а) забыть о способности колец закрываться и жить с постоянно открытым,
б) приступать к тряске телом от мысли "ночью опять прилетят и разбомбят к ядрёной матери"!
в) один раз страшно разозлиться на подлую, и, пребывая в беспамятной ярости, есть и такая,, сказать только себе и небу:
– Сволочи проклятые, чтобы вам до аэродрома не добраться!
– и смею уверить любого труса, что после посыла проклятия в сторону гудящих авиационных моторов сфинктеры закрывались! Затягивались весьма прочно! Удивительно и так всё просто! Поверь, читатель: прочность затяжки природного запорного кольца зависела от степени собственного гнева! Если когда-либо доведётся на себе испытать обработку чужими бомбами и не испытывать непроизвольного открывания сфинктера - приходи в ярость!
– никакие неприятные запахи исходить от тебя не будут!
Только сейчас дошло (как долго!), что владелица погреба, где отчаянно воняли в памятную бомбовую ночь, приглашала спасаться соседей с простым объяснением: страшнее смерти одной колотиться в собственном ненадёжном "убожестве" с "вытекающими" последствиями. Человеколюбием и заботой о ближнем в погребене пахло, но царили другие "ароматы". Она не знала русских пословиц и поговорок, но придерживалась: "на миру и смерть красна". Великое чувство интуиция!
Вспоминаю плакат времён начала войны: женщина крепко прижимает ребёнка к груди, а вражеский штык-нож вот-вот проткнёт мать и дитё! По-хорошему, правильно плакат должен выглядеть так: женщина собой закрывает ребёнка полностью, ребёнок угадывается, но не виден А на плакате первым на вражеский штык идёт дитё появление нехорошей мысли: "баба закрывается закрывается ребёнком, обвиняю автора в бесчеловечности с диагнозом: "погребная" болезнь"
Древнюю подвальную истеричку понял взрослым:
"Господь не допустит гибели невинных малюток" авось, с малютками и меня помилует!
– тема защиты матери и малютки беспроигрышная в прошлом, а равно "ныне, присно и во веки веков"
– Аминь.
– Потомки владелицы "бомбоубожества" в новые времена используют детей с целью собственного спасения?
– Используют. Мало кто из вас откажет ребёнку в помощи. Старый плакат врага со штыком призывал спасать женщину-мать и дитя, а из-за плаката торчали уши "совецкого передового строя единственного в мире" "Гуманного и гуланного", пардон, , занесло, не из той оперы нота. А, вспомнил: ещё и "человечный"
Читатель, если ещё какие эпитеты о власти советов вспомнишь - сделай вставку в этом месте, добавь.
– Каждый волен прибавить эпитеты в силу знаний и личных впечатлений
Памятная и единственная "ароматическая", скандальная ночь закрыла доступ матери в спасительный погреб при налёте любой авиации, каким бы страшным и губительным не был налёт: крышку погреба захлопнули перед нашими носами! И правильно: с капитанами кораблей и владельцами ям не ссорятся!
Ничего не знал о клаустрофобии, но заболел в погребе вслед за родительницей.
Ночной скандал принёс матери массу врагов:
– Глядите-ка, все трусы, она храбрая! Все обделались от страха, а она чистой осталась!
– а так не должно быть, паниковать обязаны все и натурально. настоящие герои в земляных норах не прячутся, в стране савецкой "все, как один" обязаны пребывать "сщасливыми", или обделавшимися, а прочие позиции могут быть только вражескими!
Призывая спасающихся управлять запорными кольцами не портить зловонием временную среду обитания мать без лишних слов обвиняла погребную публику в трусости. Кому приятно терпеть обвинение, пусть и по причине?
Обделаться от страха одно, а выслушать обвинение в трусости из другой оперы"! Мать вообще подруг не имела, кроме одной единственной, "закадычной", а после ночи в погребе обзавелась и "врагами"
– Обделавшимися врагами, обделавшийся враг опаснее. Жить и помнить "кто-то знает, как обделывался" неприятно.
Вражда между взрослыми автоматически переходит и на детей:
– Ты с ним не водись!
– ещё ни разу не было, чтобы такой приказ не последовал детям от враждующих родителей.
До сего дня не знаю правильного перевода "закадычная подруга", но думаю, что это как-то связано с горлом. кадыком. Перевод вольный, и звучит так: то ли "порву кадык за подругу всякому", то ли "свой кадык за подругу подставлю"
После той ночи мать сказала: :
– Никуда не пойду, что будет - то и будет, а задыхаться в чужом говне не хочу!
Отец, как всегда, не покидал келью:
– Всё в руках господних...
Глава 22.
"О, поле, поле, кто тебя усеял..."
Выяснение прочности запорных колец в погребе сделало нас "не въездными", но привело к открытию, о коем никому не рассказал по скудости словарного запаса и стеснения: "запорное в неприличном месте (в жопе) не подчиняется из-за абсолютного мрака, а на открытом пространстве прочность не отступит и от дюжины эскадрилий Люфтваффе"
Поделиться открытием было не с кем, оставалась сестра, но держался, знал, что ответит:
– Дурачок.
Укладываясь "на покой" одевалина себя что имелось, а имелось мало:
– Если что случится одежонку впотьмах искать некогда, а так в чём выскочим то и наше!
– делилась жизненным опытом мать и советовала закрывать уши подушками, когда звуки рвущихся бомб становились нахально громкими. Подушки на ушах обман, ширма, иллюзия, звук разорвавшейся фугаски далёк, не волнуйся, до тебя не долетит!
Простаки, глушившие слух подушками, верили в защитные свойства пуха и пера крепче чем в броню: