Проклятье Персефоны
Шрифт:
Спустя пару мгновений Уильям издал гортанный рык, сделав последний толчок, и, осторожно выбравшись их моих объятий, лег рядом, притянул к себе, крепко прижав и вдыхая запах волос. Умиротворенно прикрыв глаза, я позволила себе впервые за столько недель расслабиться и оставила на его губах легкий поцелуй.
Почувствовав вновь накатившее желание, я ладонями слегка надавила на грудь мужчины, тем самым увеличивая расстояние между нами.
— Ты же не думаешь, что эта минутная слабость позволит тебе ускользнуть от разговора? — слегка прищурившись, я внимательно посмотрела на Уильяма.
— Минутная? — удивленно выгнув бровь, мужчина провел ладонью по низу моего живота и проникнул двумя пальцами в пульсирующее
— Было бы неправильно держать тебя в неведении, так что давай, выпытывай правду, моя госпожа, — не выдержав, он издал короткий смешок.
— Откуда у тебя этот шрам? — почему-то задала я именно этот вопрос, хотя в голове роились и другие более важные мысли.
— Этот? — Уильям усмехнулся и провел подушками пальцем по шраму. — От твоей матери.
Часть 1. Глава 14. Ведомый попытками счастье отыскать, готов ли ты на жертву?
УИЛЬЯМ
Земли, с которых я прибыл, были покрыты снегом, что заставило меня захватить с собой теплую одежду. Накинув пиджак, я рассчитывал, что на родном континенте промозглая погода, но солнце высоко стояло в зените, отчего становилось до невозможности жарко. Рубашка, надетая под пиджаком, прилипала к коже, но снимать одежду и нести ее в руках я не хотел.
Когда я вернулся в родной город, то узнал, что мать умерла за несколько месяцев до моего приезда. Старый кузнец показал мне ее могилу и, отправившись на кладбище, я просидел там не меньше суток и ушел, когда слез уже совсем не осталось, а тело ломило от боли. Казалось, я пролежал на земле, укрывшись пиджаком, около ее могилы вечность, после чего заснул беспокойным сном. Я винил в ее смерти себя, что она не смогла перенести такого удара и столько лет пребывала в неведении, пока я жил в свое удовольствие и ни в чем не нуждался.
К тому моменту, когда я пришел в себя, солнце уже начало припекать, будто пыталось выгнать меня с могилы матери. Тело ломило от того, что после пробуждения я еще долгое время просидел, сгорбившись, на холодной земле, оплакивая свою потерю.
Собравшись, я поднялся на слабых ногах и, обхватив себя руками, чувствуя озноб, направился к дому Эмилии. От кладбища до ее дома было не больше мили. За считанные минуты я добрел до крыльца и постучался в дверь сначала тихо, но, когда не услышал никаких признаков жизни, застучал громче. Спустя пару мгновений я услышал ругань и быстрое топанье. На пороге я увидел женщину, держащую в руках кинжал с переплетением золота и серебра на рукояти, но я не подал виду, что меня насторожило такое приветствие. Увидев меня на пороге, она, казалось, лишилась дара речи: губы открывались и закрывались в безмолвном ропоте, рука лишь сильнее сжала нож. Я напрягся, готовый к любому исходу, но до последнего старался быть дружелюбным и ничем не выдать своего волнения, лишь слабо улыбнулся.
— Здравствуйте, мисс… — внезапная боль пронзила мою левую часть лица в районе брови и глаза. Дотронувшись рукой до раны, я почувствовал кровь, заливающую ладонь, теплыми каплями стекающую с локтя и заливающую одежду.
— Ты! — голос у женщины был скрипучим, будто она давно не произносила ни звука, и, заметив краем глаза, что она вновь надвигается на меня и замахивается для второго удара, я схватил ее за запястье и заставил выронить нож. Ее лицо исказила гримаса боли и она рухнула на колени рядом со мной, содрогаясь в безмолвных рыданиях. Ошарашенный такой переменой настроения я судорожно вдохнул и сжал челюсть, думая, как поступить. Отпустив ее руку, я скинул
Мать Эмилии дрожала всем телом от всхлипов и рыданий, и я, недолго думая, упал рядом с ней на колени и, обхватив хрупкое тело, притянул к себе, положив ее голову на свое плечо и начал слегка покачивать, как младенца, в попытках успокоить. Женщина вцепилась руками в мое тело, ища поддержки, которой она так давно лишилась. Убаюкивая ее тихим голосом, я заметил, что она медленно начала успокаиваться и спустя несколько минут отстранилась от меня, вытирая остатки слез тыльной стороной ладони. Подняв на меня взгляд покрасневших глаз, она прикрыла рот ладонью, осознав, что натворила. Слезы снова наполнили ее глаза, но я схватил женщину за ладони и сжал их, давая понять, что все хорошо, самое страшное позади.
— Уильям, мой мальчик… прости… я… я… — следом раздался громкий крик, как будто раненное животное взвыло перед смертью. Мне оставалось лишь промолчать и позволить женщине разделить со мной боль и гнев, которые годами копились у нее в душе.
Резко перестав плакать, она втянула воздух и, слегка отстранившись, посмотрела сквозь меня отрешенными взглядом, открыв рот в безмолвии. Издав короткий звук, она медленно начала произносить слова, слагая их в песню. Мелодия с каждым вдохом становилась все громче и требовательнее, сердце сжималось в тиски и не позволяло делать полноценных вздохов. Звуки приникали в каждую клетку тела и сознания, будто невидимые нити объяли мое нутро со всех сторон, затягивая силки. Крик, полный боли и отчаяния, который издала женщина, заставил меня содрогнуться всем телом. Поддавшись вперед, я накрыл ладонь женщины своей, от чего она вздрогнула и моментально прекратила петь. Взгляд, некогда пустой и стеклянный, вновь обрел свои очертания и смотрел и прямо мне в душу, стараясь изучить все потаенные желания.
— Ты должен мне помочь. Помоги мне ради Эмилии. Помоги мне ради твоей любви к ней.
Окинув беглым взглядом двор и крыльцо, я понял, что вот уже долгое время женщина живет здесь одна: дверь еле держалась на петлях, грязь покрывала крыльцо неровными пятнами, затхлый запах, доносившийся из дома, напоминал смесь разложения и припекшейся крови. Стараясь придать голосу непринужденный тон, я спросил:
— Где сейчас Эмилия? Почему она не вышла меня встретить?
Плечи женщины поникли, и она опустила взгляд, рассматривая свои руки, которые с возрастом покрылись мелкой сеточкой морщин, но не утратили при этом своего изящества. Она начала говорить так тихо, мне пришлось поддаться вперед, чтобы расслышать:
— Ее нет.
Я собирался спросить, где же найти мою Эмилию, как острая боль пронзила тело, а в голову прокрался голос, который молчал уже несколько месяцев.
Прошло только два года. Не пытайся меня перехитрить, Уильям. Оставь женщину в покое, скоро я заберу ее домой. Только тс-с-с.
Боль моментально прошла. Женщина, сидевшая рядом, лишь кинула на меня взгляд, полный обиды и горечи, отчего я, не в силах больше оставаться рядом, поднялся и протянул руку, чтобы помочь ей встать, отчего она лишь мотнула головой. Устало вздохнув, я оставил пиджак на плечах у матери Эмилии, подхватил с земли окровавленную рубашку и двинулся в сторону леса, обратно к кораблю, напрочь забыв про нож, который оставил в траве. Почти скрывшись среди кронов деревьев, я услышал слова, адресованные мне: