Проклятие Аримана, Маг
Шрифт:
А еще через час мы вышли на опушку. Неширокий, всего несколько десятков шагов, луг, поросший высокой травой, сбегал от последних деревьев леса к песчаному берегу реки. Над рекой стояла плотная пелена тумана. Казалось, что эти белесые упругие клубы скатились со всей окрестности в излучину и накрыли текучую горячую воду своим прохладным телом. Из-за тумана не было никакой возможности оценить ширину реки. Метрах в двухстах справа смутно выглядывало из тумана темное невысокое строение, в котором я угадал дом Гарона. Но пройти к нему мы не могли, поскольку нас уже ждали.
На песчаной отмели выстроилась вся погоня. Апостол Пип восседал на лошади, возвышаясь над своими
Но вот апостол Пип тронул свою лошадь и, выдвинувшись вперед, прокричал:
– Эй, Белоголовый, мы согласны пропустить тебя и твоих спутников, если ты вернешь нам принца с его серебряным хлыстом!
В голове у меня мелькнул вопрос: "Почему это он сказал - вернешь?" - но долго мне размышлять не дали. Гномы одновременно сбросили свои мешки, и в их руках появились секиры. Зопин, не дожидаясь, когда я соображу, что ответить, выпучил глаза и забрал:
– Эй ты, лещик к пиву, чтоб твой Единый и неделимый икал двое суток кряду. Ты что, надеешься, что твои восемь
косоруких нас остановят?..
– В таком случае мы вас уничтожим!..– проорал в ответ апостол Пип и осадил свою лошадь несколько назад.
Его люди медленно двинулись вперед, охватывая нас кольцом. Я быстро оглядел нападавших.
У всех восьмерых было парное оружие - шпага и короткий широкий кинжал, напоминающий охотничий нож. Только второй справа держал в левой руке длинную рапиру, а правой сжимал узкий и длинный кинжал, напоминавший мезирикордию. Кроме того, на всех были надеты нагрудные, кирасы. Я снова перевел взгляд на апостола Пипа. Он неподвижно восседал на своей лошади метрах в двадцати o нас и представлял собой прекрасную мишень. Болт уже находился в направляющем пазу арбалета, поэтому я резке вскинул оружие и спустил тетиву. И сразу понял, что попал. Болт пошел точно в район грудной клетки всадника.. но в метре от цели, словно воткнувшись в доску, замер дрогнув оперением, на секунду завис в воздухе и упал не землю. Узкие губы апостола Пипа слегка тронула довольная усмешка. Я быстро прощупал окружавшее апостола пространство, и мне стало ясно, что его окружает какое-тс защитное поле. Что ж, простенько, но надежно. Тем более что зарядить арбалет снова у меня просто не оставалось времени.
– Дядя Илюха, - раздался рядом встревоженный голос Данилы, - мой свисток чем-то забит...
Я бросил быстрый взгляд на него. Данила тряс свисточек, словно пытался его освободить от песка, и снова безуспешно пытался в него подуть. Значит, и здесь Пип принял меры предосторожности.
– Опин, Зопин...– отрывисто скомандовал я, - ...прикрываете меня с флангов. Данила, держись сзади и не высовывайся. Если кто-то прорвется к тебе кричи. Ванька...– я бросил взгляд вниз, себе под ноги, где топорщилась черная шерсть кота, - ...не суйся, это тебе не сверху на врага кидаться. Побереги свою шкурку!
Я почему-то решил, что гвардейцы Пипа не слишком опытные фехтовальщики. И кроме того, у нас было небольшое преимущество - враг поднимался к нам снизу, по склону холма.
Гвардейцы, увидев, что мой арбалет и Данилкин свисток бездействуют, наступали смело и даже как-то торопливо. Первым, опередив товарищей, подбежал вояка со шрамом через всю правую щеку, обутый почему-то в ботинки на шнурках. И с ходу, не
Столь скорая расправа чрезвычайно охладила пыл его товарищей, и они резко притормозили. Но позади них раздался хриплый фальцет Пипа:
– Вперед!..– и они возобновили атаку. Но на этот раз они действовали значительно осмотрительнее.
Теперь меня атаковали сразу трое. В центре расположился тот самый левша с рапирой, по бокам его атаку поддерживали два охламона, владевших оружием, похоже, не лучше своего уже убитого товарища. Еще двое обходили нашу группу с боков, отвлекая внимание гномов, а двое оставшихся старались зайти нам в тыл.
Мой главный противник, не обращая внимания на зажатый в правой руке кинжал, принял классическую боевую стойку французской школы и тут же из шестого соединения, показав прямой укол, попытался провести атаку переводом вниз. Я принял вторую защиту, подобрав правую ногу под себя, и ответил ударом по голове с кругом слева, одновременно отводя дагой неловкую попытку левого гвардейца провести атаку. Владелец рапиры по-кошачьи отпрыгнул назад, уходя от удара, а правый гвардеец попытался достать меня своим клинком, но встретил предплечьем мою завершающую круг шпагу и отскочил с воплем и окровавленным рукавом.
В этот момент мой главный оппонент воспользовался приоткрывшейся возможностью и, вытянувшись в глубоком выпаде, почти достал меня кончиком своей рапиры, но встретил чашку даги. Острие рапиры намертво засело в одном из отверстий чашки, а кроме того, я слегка повернул клинок, полностью лишая противника возможности освободить свое оружие. Все было бы хорошо, но левый гвардеец понял, что моя левая рука занята рапирой его товарища, и попытался нанести рубящий удар наотмашь. Мне совершенно нечем было его встретить и уйти от атаки я не мог, связанный рапиристом. Но в этот момент у меня из-под ног взметнулось черное Ванькино тело, с вытянутыми вперед толстыми лапами, вооруженными лаково мерцающими когтями. Гвардеец от неожиданности отпрянул назад и неловко отмахнулся кинжалом.
Ванька не достал до глаз врага, в которые, по своему обычаю, метил, и только разодрал тому щеку. А вот неловко вскинутый кинжал пришелся прямо по его левой лапе и практически перерубил ее.
Ванька с душераздирающим мявом покатился в траву, а осатаневший от боли гвардеец заорал:
– Ну, гадина черная, получи!..– и бросился за ним, размахивая шпагой.
Я тут же выпустил дагу. Изо всех сил дергавший свою рапиру гвардеец, внезапно освободившись, покатился в траву, а я в отчаянном прыжке попытался достать уже занесшего над котом клинок негодяя, прекрасно понимая, что . не успеваю на две секунды и пятнадцать сантиметров. У меня из груди вырвался совершенно дикий вопль - лежавший в траве Ванька был обречен. Но в этот момент над моим ухом что-то тоненько свистнуло, и гвардеец, выронив оружие из уже поднятых рук, начал валиться набок, царапая свое горло, из которого торчала рукоятка одного из маленьких Данилкиных ножей.