Проклятие Пифоса
Шрифт:
Демон был огромен. Он возвышался над Гальбой. Головой он проломил бы крышу ложи, если бы здание еще стояло. В двуногом отродье варпа едва угадывались некогда человеческие черты. Его гротескно длинные конечности бугрились туго натянутыми мышцами. Прямо над костлявым тазом угнездился расколотый череп Тси Рекха. Грудь твари походила на широкий панцирь, усеянный глазами с узкими, словно щелочки, зрачками. Они в точности напоминали те, что украшали доспех треклятого предателя Хоруса, но были живыми. Они моргали, вращались и пристально глядели на Гальбу.
Голова демона казалась одной сплошной клыкастой пастью, окруженной ореолом гигантских,
В правой руке демон сжимал посох, увенчанный набором жуткого вида клинков. Внешне он напоминал трезубец, но в его строении угадывалось нечто церемониальное. В углах металла, выкованного в кузницах обманчивых заблуждений, застыла искусная выразительность. В них крылся смысл. Гальба припомнил, что Тси Рекх держал свой посох так же, как сейчас свой держит демон. Оружие служило символом положения. Выводы из этой идеи ужасали ничуть не меньше самого существования этого отродья.
Оно распростерло руки, принимая мир в свои губительные объятия. Широко раскрыло пасть. Вздохнуло, упиваясь неописуемыми желаниями. Откинуло голову назад и уставилось пламенными глазами в пустоту в небе. Стоял полдень, но тьма поднималась от демона, словно пар, создавая завесу абсолютной черноты, что простиралась над поселением все шире с каждой секундой. Она была подобна чернилам, разлитым на полотне воздуха, но являла собой нечто куда более зловещее. Она была подобна кислоте, что разъедала реальность, не оставляя на ее месте ничего.
Уцелевшие культисты зашептали. Демон наклонил голову. Его язык лизнул звук и нашел его приятным. Монстр заговорил тем самым голосом, что мучил Гальбу с самой первой ночи на Пифосе. Звук был насмешкой над всеми принципами и всеми надеждами. Сильный, глубокий, шипящий — поползновение гор, громовые раскаты змиев.
— Назовите мое имя! — потребовал демон и рассмеялся, наслаждаясь собственным голосом. Он хохотал, и ночные кошмары отзывались ему.
— Мадаил, Мадаил, Мадаил, — зашептали давиниты. Толпа у ворота подхватила речитатив и многократно усилила его.
— Мадаил, — повторил демон. Он смаковал звуки, растягивая их: — Мадааааааааил.
Вторая половина имени превратилась в экстазный выдох. В ту самую форму синестетических теней, которые чувствовал Гальба. Но если раньше его осаждали лишь предвещающие отзвуки, то теперь, наконец, из тьмы ночи пришел сам звук. «Мадаил».
Демон воззрился сверху вниз на космических десантников.
— Я пастырь стада сего, — провозгласил он, обращая каждое слово в мерзость. — И я пришел, дабы ввести его в кущи райские.
Мадаил наклонился вперед, закатив глаза в предвкушении.
— Распахните врата! — приказал он.
— Сейчас! — крикнула Ске Врис.
У основания частокола грянули взрывы. Ворота исчезли в огненном урагане. Целый участок стены длиной в сотню метров рухнул, открыв поселение клыкам хищников с другой стороны. Слуги легиона отпрянули
— Дароприношение, — произнес Мадаил.
Давиниты двигались, словно направляемые единым разумом. Они бросались прямо под лазерный огонь слуг, заливаясь безумным хохотом, даже когда обжигающие лучи обрывали их жалкие жизни. Остальная толпа ринулась сквозь уничтоженные ворота.
— И позже, — демон вновь вздохнул в предвкушении, — причащение.
Железные Руки и Саламандры обрушили всю ярость своих болтеров на Мадаила. Темный ихор хлынул из ран. Первые мгновения демон упивался яркими ощущениями. А затем он резко опустил острие своего оружия, пробил насквозь залитый кровью пол ложи и пронзил саму землю. Та взбурлила, словно озеро в бурю, и из точки удара поднялась мощная волна, расшвыряв космодесантников по сторонам. Гальба тяжело рухнул на спину, но без промедления вскочил и снова открыл огонь. Мадаил махнул свободной рукой, когтями вспоров воздух и скомкав реальность в складки. Снаряды, попавшие в них, исчезали без следа.
Гальба вдруг понял, что ему теперь трудно смотреть на демона. Мадаил наступал за щитом из поврежденного материума. Антону казалось, будто он смотрит сквозь растрескавшееся стекло. Вид чудовища распался на множество накладывающихся друг на друга фрагментов, и линии расколов до боли резанули по глазам Гальбы.
Слезы потекли по лицу сержанта. А когда они попали ему на губы, он понял, что это кровь.
— Брат-капитан, — вызвал сержант по воксу. Он явственно видел, что несут последующие секунды, и понимал, каким будет конец. Если он сможет предупредить Аттика, возможно, эти секунды не пропадут напрасно. Но в воксе лишь шипела статика. Он едва различал голоса воинов своего собственного отделения.
— Брат Галъба, — прорезался голос Кхи’дема. — Прости меня. Я ошибался.
— Как и все мы, — сердито рявкнул Гальба. Если это его конец, то он встретит его, как подобает воину X легиона. Он активировал цепной меч, ринулся на демона и изготовился к двуручному замаху. Боковым зрением он улавливал, как его братья рвутся в бой вместе с ним. Клинок взревел в его руках. Сержант слышал натужный рокот маневрирующих «Поборников». Откуда-то сверху доносился яростный рев «Громовых ястребов». Железные Руки приближались к монстру. Машина вышвырнет эту мерзость из мира разума. Таков был обет Гальбы.
Но не его надежда. Он больше ни на что не надеялся.
До демона оставалась всего пара шагов. Гальба был на острие атаки. Никакие искажения не остановят его — трещины реальности слишком малы. А он был гигантом, безжалостным и неумолимым, движимым праведным возмездием. Он не был плотью. Он был самой силой.
Мадаил ударил первым. Демон резко выставил свой трезубец вперед, маскируя свой выпад за зрительными искажениями. Оружие мрачно сверкнуло и вонзилось в доспех Гальбы. Расколов черный нагрудник и усиленную грудную клетку, лезвия пробили сердца космодесантника. Но внезапную боль и шок затмило иное чувство — чувство смертельного бессилия. Тело высвободилось из оков его воли. Он больше не чувствовал своих конечностей. Ставшие бесполезными пальцы выпустили цепной меч. Мадаил залился злобным смехом и поднял Антона в воздух. Дисплей шлема Гальбы вспыхнул целым каскадом критических красных рун, но уже в следующее мгновение погас.