Проклятие Пифоса
Шрифт:
— Нам нужно, чтобы ты кое-что сделал, Иерун, — обратился к слуге Гальба.
«Громовые ястребы» кружили над плато. «Несгибаемый» оставался за границей частокола, тогда как «Удар молота» Саламандр вошел в воздушное пространство над поселением. «Поборник» и «Машина ярости» сторожили ворота, а «Сила Медузы» занял позицию у стены на другой стороне плато. Аттик полагал, что деревянная стена не сможет выдержать по-настоящему слаженное наступление ящеров. Но танк легко разорвет любую тварь, что сумеет прорваться, на кровавые ошметки и обугленные осколки
Сейчас пушки «Разрушитель» смотрели в сторону джунглей, но перенаправить их чудовищную ярость против поселения не составит труда. Аттик не отдавал никаких приказов на этот счет. Все было и так понятно. Никто из Железных Рук не верил в чудо, что уберегло колонистов от гибели.
Недоверие было полезно, но не способствовало получению информации. Стоя на краю шахты, Гальба сказал Аттику:
— Не думаю, что стоит оставлять этих людей без присмотра, пока мы будем внизу.
Капитан согласился. Еще вчера сама идея о необходимости сторожить тылы казалась смехотворной. Колонисты — смертные, они плохо вооружены и едва умеют обращаться даже с тем оружием, каким богаты. Они не представляли угрозы. Но вчера «Веритас феррум» еще висел на орбите над Пифосом.
Аттик повел основной состав 111-й роты вниз по рампе в шахту ксеносов. Туда же отправилась и Гвардия Ворона, используя прыжковые ранцы для быстрого спуска с одного уровня спирали на другой. Гальба остался на поверхности. В его распоряжении были танки, штурмовые катера, собственное отделение, слуги и все его подозрения.
И Кхи’дем. Тогда как остальные его братья вели дозор с борта «Удара молота», сам сержант Саламандр предпочел следить за происходящим с земли.
— Следи за людьми, за которых ты так ратовал, — сказал ему Аттик. — Убедись, достойны ли они твоих стараний.
Гальба приказал слугам рассредоточиться по периметру поселения и смотреть в оба. Колонисты разделились на две группы. Одна собралась в ложе — большая толпа, но, в отличие от нескольких последних вечеров, все люди смогли уместиться внутри здания. Вторая группа, на порядок крупнее, столпилась у ворот. Смертные держались на почтительном расстоянии от «Машины ярости» и молча переминались с ноги на ногу. Гальбе показалось, что они словно замерли в ожидании какого-то события. В ожидании новой цели.
Сержант со своим отделением направились к ложе следом за встревоженным Каншелем. По пути Кхи’дем заметил:
— Эти люди вполне обоснованно полагали, что выживут.
— Да, — согласился Антон. — Похоже, они единственные на этой планете, кого вообще ничто не удивляет.
— Верно.
— Ты доволен, чем обернулись наши добрые дела? — грозно зашипел Гальба. Его все еще передергивало при мысли о том, что им манипулировали. Хорошо хоть Аттик не разуверился в нем окончательно — возможно, потому что враг заставил их совершить жуткую ошибку, выдав ее за логичный ход. И все же он жаждал искупления. И Аттик настолько быстро согласился с предложенным им планом действий, что Антон задумался, не видит ли капитан в этом испытание для
«Или же, — подумал Антон, — он отправил оскверненного разобраться с оскверненными».
Гальбе хотелось выпустить свою злобу. Он проклинал плоть, пережившую невозможное, само существование которой теперь служило поводом для подозрений. И свою прежнюю милость к этой плоти — милость, которую Кхи’дем и другие Саламандры претворяли в жизнь. Ему нужен был враг, которого можно убить. Им всем нужен.
И если этим врагом окажутся благословленные удачей дикари, быть посему.
— Не знаю, доволен ли я, — ответил Кхи’дем. — Я тешу себя тем, что мы поступили правильно.
— Даже притом, что нас обвели вокруг пальца?
— Мы действовали, исходя из того, что нам было известно. Если бы мы бросили этих людей на смерть, то обесчестили бы себя. На кону в этой войне стоит гораздо больше, нежели просто военная победа.
Гальба фыркнул.
— Вздор.
— Неужели? Скажи мне, ты готов пойти на все, чтобы победить предателей?
— Да.
— И не важно, насколько низок твой поступок? Насколько сильно он исказит твою сущность? На «Калидоре» мы с тобой видели одно и то же. Ты хочешь превратиться в такую же мерзость, какой стали Дети Императора?
Гальба промолчал. Воины уже практически достигли ложи. Ему нечего было ответить Кхи’дему. Нет, Железные Руки никогда не уподобятся порочным сынам Фулгрима. И да, ничто не должно мешать вести войну с врагом любыми возможными способами.
Но Саламандра еще не закончил.
— Это война за нашу природу, наши идеалы. И если мы откажемся от них, пусть даже ради победы в битвах, что останется от мечты Императора? Узнаем ли мы то, во что превратится Империум?
Гальба задержался у основания подъема. Теперь он знал ответ. Есть лишь один верный путь выбраться из тупика порочных потребностей.
— Мы примем благословение машины, — сказал он. Ему пришлось повысить голос. Хоровые запевы из ложи оглушали своим энтузиазмом.
— Я не понимаю.
— Дети Императора — рабы своих страстей и желаний. Мы же искореним желания в самом нашем естестве. Наши решения будут хладнокровными и непредвзятыми. Мы сплавим абсолютный рационализм с абсолютной войной.
Саламандра выглядел скорее опечаленным, нежели напуганным.
— Ты подтверждаешь мои худшие опасения. Когда мы встретились, ты не отвергал человечность столь же рьяно, как твой капитан.
— Я осознал свои ошибки, — ответил Гальба.
Сержант надел шлем. Нейронные коннекторы подключились к коре головного мозга, еще больше отдаляя его от плоти и даруя улучшенные механикой зрение и восприятие. Он посмотрел на вход в ложу, где за дверями проходил ритуал. «Божественный? — подумал он. — Если бы вы видели мир так, как я, то знали бы кое-что о божественности». Гальбе пришло в голову, что адепты Марса соединены с чем-то куда более возвышенным и величественным, чем любые иллюзии, которые колонисты сделали объектом своего поклонения.