Проклятие валькирии
Шрифт:
– Мы готовы приступить к службе, как только вернёмся из Гокстада, - добавил ко всему сказанному Лейви.
– Это хорошо, - поразмыслив, вздохнул хозяин.
– Да дело в том, что нашим бондам много не надо и содержать много ртов не на что. Каждый имеет столько, сколько может вытянуть. Разве что обратиться к нашему ярлу. Может, он возьмёт вас 8 СБОЙ хирд?
– Разве Сигдан Хмурый ещё ходит в походы?
– Ингольв приподнял брови, памятуя, что здешний ярл был значительно старше самого Кнута.
– Сигдан уж с зимы лежит в кургане. Теперь ярлом избран его старший сын Хаки. Толковый
– Так вот богатства сулят несметные тем, кто воевать на его стороне станет. Ну, и выживет, конечно.
– А имя того императора?
– без особого рвения поинтересовался Лейви.
– Да если бы я помнил. Но раз вы всё равно идёте в Гокстад, там и узнаете. Если всё это правда, там наверняка стоит большая шумиха - мимо не пройдёте.
– Если служба далеко, мы можем не успеть вернуться к тингу, - Ингольв обвёл остальных взглядом и заметил вдруг, как посерело лицо Асвейг, словно ей дурно. Да быть того не может, чтобы за них с Лейви переживала!
– Я о том не ведаю, - хозяин пожал плечами и коротко приложился к рогу.
– Просто говорю, о чём слышал. Если всё это туфта, то возвращайтесь сюда, как решите все свои дела. Придумаем чего.
– И за то спасибо.
Ингольв поднял рог, уже вновь наполненный тихой, как тень, Хельгой. Не мог он припомнить, чтобы в последнюю встречу она выказывала ему расположение. А тут вьётся вокруг, что муха. Странно. Верно, просто дань вежливости, распоряжение отца.
В остальном ужин прошёл спокойно. Кнут расспрашивал о том, что же всё-таки случилось в Скодубрюнне. И хоть неприятно было обо всём вспоминать, а не отмолчишься. Пусть знает, каковы его новые соседи и на что способен его конунг Фадир Железное Копьё. Впрочем Датчанин на словах не спешил никого осуждать. У всех своя правда и справедливость. Уже хорошо, что под кров пустил, дал постирать да просушить одежду. Накормил досыта и позволил остаться на ночь 8 своём доме. Правда, Асвейг и Гагара отправили спать е хижину к его треллям.
– Сам посуди, дам я слабину твоим невольникам, а там и мои на хозяйские постели дрыхнуть полезут, - оправдался Кнут, понимая, что Ингольву это, скорей всего, не понравится.
Тот ничего не возразил, хоть и едва сдержал негодование. Несправедливым ему теперь казалось, что девчонка вновь вернётся в рабское жилище. Но тут же сам себя спросил: а чего хотел, удерживая её на привязи и боясь, что, как только она станет свободной, убежит прочь, позабыв о связи между ними? Ведь какое по большому счёту ей дело до того, будет он жив или умрёт?
В отличие от прошлой ночи, в эту спать совсем не хотелось. Не давало покоя появление фюльгьи, сулящее беду. Ингольв безуспешно проворочался на постели, слушая храп Лейви и отдалённый - Кнута. А после вышел наружу.
Закат давно уж отгорел над окоёмом. Только тёмные силуэты деревьев и гор отхватывали половину неба, что ещё ханило последний свет зари. Было влажно и на удивление тепло:
– Не спится?
– она остановилась рядом. Уж чего, а этого он от девушки не ожидал. Думал, так и будет сторониться его, как прокажённого.
– Да всё думаю, прислушиваюсь, не ждёт ли нас здесь какой напасти.
– Датчанин показался мне добрым и открытым, - Асвейг обхватила себя руками за плечи.
– И если ты веришь ему…
– Я никому сейчас не верю, - оборвал её Ингольв.
– И даже Лейви?
Он вздохнул, понимая, что как раз скальду доверял безоговорочно, и даже не задумывался над этим. Ни единой тени сомнения не рождалось насчёт него. Возможно, зря. Но там видно станет.
– Ему верю. И тебе. Думаю, ты совершенно искренна в своей ненависти ко мне.
Асвейг вдруг усмехнулась, но тут же помрачнела и глянула искоса, проверяя, заметил ли. Он заметил. Но не подал вида. Девушка сжала в ладони свой амулет, о чём-то напряжённо думая.
– Я не ненавижу тебя, Ингольв, - наконец молвила.
– Но мне было больно ото всего, что ты вынужден был сделать. Этого не изменишь.
Внутри всё вздыбилось от укора в её голосе. Ингольв едва сдержал гнев, что боролся сейчас в нём с невыносимой тягой к этой девушке. Избавиться бы от неё навсегда. И забыть.
Так и не дождавшись от него больше ни слова, Асвейг ушла. Ингольв тоже постоял немного, ощущая, как нарастающая прохлада лижет руки и лицо. Показалось даже, что вновь сейчас появятся перед ним фюльгьи и всё разъяснят. Но тишина во дворе становилась плотнее, будто шерстяные волокна едва слышных звуков и разговоров скатывалась в нить безмолвия. Темнота накрывала всё вокруг непроглядным коконом. И никого не появлялось. Почувствовав, что усталость всё же берёт своё, Ингольв вернулся в дом.
Когда он проснулся от далёкого гомона, то не сразу понял, что сейчас: уже утро или ещё ночь. Тут же вцепились в ворот пальцы Лейви, а перед замутненным взором мелькнула фигура Хельги.
– Охотники за головами здесь, - буркнул скальд и отпустил Ингольва, когда понял, что тот проснулся.
– Какого?..
Лейви развёл руками.
– Кнут сейчас с ними разговаривает. Предупредил, чтобы мы не высовывались.
Ингольв сел и тут же протянул руку за поясом с оружием. То, что охотники за головами пришли сюда очень вовремя, может говорить только об одном: они знали, где искать. Такие же изгнанные за убийства, эти мордовороты не упускали случая поймать кого-то из провинившихся и расправиться на месте, либо доставить тому, кто отдал приказ. За это они имели неплохие барыши, которые скоро пропивали или откладывали на вергельд, который после платили на тинге, чтобы снять с себя вину за проступок. Всё зависело оттого, устраивала их полуразбоньичья жизнь или нет.