Проклятие зеленоглазое, или Тьма ее побери!
Шрифт:
Слова хитанца коварно вбирались в уши. «Полностью вы доверять можете только мне…». Я покосилась на подруг: да нет, чушь какая-то!
Но все равно выбралась из-под одеяла, вышла из комнаты и побежала. Не в больничное, нет, хотя там наверняка кто-то дежурил. А в спальню единственного человека, прибывшего в Анжарскую академию после моего первого «убийства». Предупреждавшего, что может быть и второе.
Дверь магистерской комнаты была не заперта, и я, для храбрости глубоко подышав, протиснулась внутрь. Рэдхэйвен лежал на
– Вы спите? – я подошла и уселась перед его кроватью на пол, чтобы глаза были на одном уровне.
– Да, – проворчал сразу же, как спросила, не открывая глаз. – Я же просил сегодня не приходить, зараза. До чего непослушная…
– Это когда еще просили? – поперхнулась от возмущения, что ему даже спросонок все не так.
– Прошлой ночью, – бубнил недовольно, поворачиваясь на бок. – Должна же даже у исчадий мрака быть совесть?
– Сир Рэдхэйвен… Пожалуйста! – вскрикнула, хлопнув его по щеке.
Тот болезненно поморщился, признавая, что совести у исчадий нет.
– Ну что вам еще? – хрипел, ерзая носом по подушке.
– Я просто… Скажите, что с этим сделать? – выставила вперед руки раскрытыми ладонями вверх.
– Эйвелин? – он все-таки открыл глаза и приподнялся на локте. Поморгал оторопело, осматриваясь в спальне. Снова и снова с обескураженным видом обнаруживая в ней меня. – Как ты тут?..
– У меня… вот, – потрясла перед его носом запястьями.
Полумрак разбавлялся льющимся из окна светом, и не заметить вены мог только совсем слепой.
– Мы же договорились! – сквозь зубы прошипел полусонный проклинатель. Резко сел на постели и выдохнул замысловатое ругательство.
Опять обвиняет в чем-то. Ну что за человек такой тяжелый? Настолько тяжелый, что вряд ли мы с девочками втроем с телом справимся. В смысле прикапывания. Если не по частям.
– Заверяю вас: ни о чем таком мы с вами не…
– Да не с вами! – нетерпеливо бросил Рэдхэйвен и принялся бегать пальцами по проступившим венкам. – Очень больно, Эйвелин?
– Терпимо, – сглотнула, храбрясь. И чувствуя, как обжигающие змеи ползают под кожей. В этот раз они не так сильно жалили, но и забыть о себе не давали.
– Хмм…
Он почернел в темноте еще сильнее и принялся ощупывать мою голову. Забрался под волосы, проехался пальцами по затылку, дошел до висков, сжал не очень-то приятно.
– Дырка в барьере давно, чуть не с утра. Уже затягиваться начала, – хрипел недовольно. – Я опять умудрился ее не заметить. Смотрел куда угодно, только не…
– С утра? – изумленно выдохнула, отводя его жгущиеся пальцы от гудящего виска.
– Хотела бы, давно бы уже проникла и… Ох… – он хлопнул себя по лбу, о чем-то догадавшись, и сильнее наморщился.
– Какое еще «ох»? – переспросила я настороженно, переминаясь
– Весьма безрадостное. И жаждущее мести, – он пошевелил напряженной челюстью. – Понятно. Вот же подлая! Ладно, идите сюда. Ко мне.
– Куда? – взгляд упал на его нетронутую кровать и тут же испуганно вернулся на лицо проклинателя. – Нет уж, давайте я сама все сделаю. Вы просто скажите, что нужно и как правильно.
– Сами вы не сможете сделать то, что нужно, – он шустро слез на пол и опустился на колени передо мной.
Рэдхэйвен был в штанах, приспущенных на бедрах, и свободной светлой рубашке, застегнутой всего на пару пуговиц. Заспанный, немножко лохматый. И побриться бы не мешало.
Что-то мне не понравились его приготовления. Но Тьма, расползавшаяся внутри, нравилась мне еще меньше.
– Тише, Эйвелин, – пробормотал Рэдхэйвен над ухом, подобравшись на коленях вплотную ко мне.
Я испуганно покосилась на его подбородок, покрытый ровным слоем черной щетины. Поморщилась от того, как неприятно ломило тело, как крутило мраком каждую мышцу. Хотелось истошно орать, чтобы пытка окончилась. Но я только сжимала челюсть.
– Стойте! Что вы?.. – вскрикнула, когда Даннтиэль рванул мою сорочку в стороны, и та двумя ошеломленными половинками скатилась к локтям.
Запротестовать не успела, а бесстыжий хитанец уже притянул меня к груди.
– Знаю, Эйвелин. Страшно. Какой-то грубый небритый мужик… – шептал в ухо, расправляясь со своей рубашкой так же резко и надрывно, как с сорочкой.
Пока он отбрасывал в сторону лоскуты, попыталась хоть руками прикрыться. Всунула ладони между нами, оставляя какую-никакую преграду между моим трясущимся телом и его… тоже отчего-то дрожащим.
– Так надо. Потерпи, – он вытащил мои ладони и требовательно заправил их к себе за спину. Предлагая, видимо, обняться. Ой! Ой-ей-ей… – Мне, может, тоже столь тесное соседство одной занозы не доставляет никакого удовольствия. Я, может, тоже смущен, как невинная девица. Но терплю, как видишь. Хоть и мучаюсь.
Мучился он весьма своеобразно – с обеспокоенной ухмылкой и гулким буханьем в проклятой груди.
– Это невыносимо, – зажмурилась в отчаянии.
– Полностью согласен, – промурлыкал этот гхарр, прижимая меня еще крепче.
Его грудь горела, как жерло керрактского вулкана, и мне от этого пламенного общества было ну совсем не по себе. А как оно еще может быть темной ночью на полу в обнимку с обнаженным мужчиной?
– Что теперь? – уточнила сбивчиво.
Тьма внутри не так уж и плоха была! Я к ней почти привыкла… Не то что к Рэдхэйвену, вжимавшему меня в себя: к нему привыкнуть невозможно.
– Теперь я заберу тьму, Эйвелин, – произнес строго, не оставляя мне надежды на побег. – А ты перестанешь дергаться и добровольно мне ее отдашь. И только попробуй опять начать царапаться…