Проклятие зеленоглазое, или Тьма ее побери!
Шрифт:
Я испуганно отпрянула. Уселась в метре от него на кровати, продолжая ошарашенно хлопать ресницами. Взгляд Даннтиэля совсем помутнел, лицо приняло сосредоточенный вид. Губы перестали дрожать, а по мышцам прошла странная судорога. Рэдхэйвен нервно сглотнул, и я додумалась опустить глаза.
Да твою-то гхаррову бабушку!
Тонко вскрикнула, сдернула с него одеяло и обмоталась до подбородка.
Ну почему это происходит со мной? За что? И как я могла забыть, что сорочка превратилась чьими-то стараниями в лоскуты и теперь болтается на плечах, мало что прикрывая?
Уффф…
Вейн
Никто и никогда так пристально меня не разглядывал. Даннтиэль смотрел жадно, напряженно, точно вот-вот набросится.
А мне даже его обвинить будет не в чем! Приползла, облизала, понадкусывала, а потом принялась голышом прыгать по кровати. Возмущение сменилось обреченностью: я сама виновата во всем, что произойдет дальше. А оно неминуемо произойдет, судя по взгляду.
– Эйвелин, – хрипло пробормотал мастер, с сосредоточенным интересом наблюдая за сменой эмоций на моем лице.
– Чего вам?
– Иди обратно.
Я помотала головой. Сначала ему придется меня поймать. Я сглупила, признаю! Но так просто не дамся.
– Еще три часа до рассвета, – он приподнялся на локте и шумно, размеренно выдохнул. – Так и будешь там сидеть?
Кивнула ожесточенно: глаз не сомкну. Слова не давались, и я поджала губы. Знала, открою рот – буду или хрипеть, или сипеть.
Данн резко вскинулся, обхватил меня прямо в одеяльном коконе, притянул и уложил спиной к себе.
– Ты чего так трясешься? Я тебя не съем, – глухо прошептал в самое ухо. – А вот на твой счет у меня теперь большие сомнения…
Ну, кошмар! Покусала королевского мастера, предварительно облизав. Для чистоты. Мало ли где он до меня валялся?
– Не бойся, драчунья.
– Боюсь, – призналась шепотом, купаясь в своей неловкости и тепле его рук.
– И если ты думаешь, что я не воспользовался ситуацией и не разглядел тебя во всех подробностях за те семь ночей, ты слишком хорошего обо мне мнения, – он поплотнее замотал меня в одеяло и собственнически положил руку поверх. – Я по твоим родинкам на животе могу «карту Звездносвода» нарисовать. По памяти.
– Проклятье! – всхлипнула, обреченно укладывая голову на подушку.
– И еще какое… зеленоглазое, – промурлыкал мерзавец. – Расскажешь, что тебе приснилось?
Горячее дыхание защекотало волоски на затылке, и мурашки привычно двинулись организованным строем вниз по позвоночнику.
– Что я дикая вирра, – пробормотала задумчиво, сонно жмурясь. – Сначала я замерзла, а потом нашла теплую пещеру. И там учуяла что-то…
– Что, Эйви?
– Точно не знаю. Что-то вкусное. Приятное такое, – вздохнула, понимая, что так мне пах сам Рэдхэйвен. – У меня аж живот скрутило – такой одуряюще невероятный был аромат. Я была дико голодной, замерзшей, одинокой, вот и… Я больше не буду, – сглотнула виновато. – Наверное.
Крепкие пальцы легли на мой живот и потянули назад, прижимая теснее к жениху-самозванцу. Напряжение
Сразу вспомнились и чудесный аромат, и терпкий солоноватый привкус кожи на его ребрах, и мое восторженное предвкушение… Ей Варху, странная реакция. Требующая проверки и осмысления. Если я его еще разок лизну, когда Рэдхэйвен заснет, это будет совсем-совсем странно?
Глава 29
Глава 29
– Это мне! – я бросилась со всех ног к ящику для магпочты, звеневшему на все лады и источавшему фиолетовую дымку. – Точно мне, даю гхаррово копыто на отсечение.
Выудила оттуда магкопию договора, отправленную отцом, и помахала ей в воздухе. Подруги расселись по кроватям, готовясь внимать.
Утром я рассказала им обо всех происшествиях, со мной приключившихся. И про темный дар, и про Диккинса, и про «визиты» Тьмы, и про теорию Граймса с обезболивающими шариками… Даже устала языком шевелить. Выдохлась. Раньше у меня и за полгода столько новостей не набиралось.
Я помнила предостережение Даннтиэля, но… если не верить лучшим подругам, то кому?
С утра пораньше, сразу, как вернулась в свою спальню, сбежав от сладко сопевшего Рэдхэйвена, я написала отцу. Потребовала немедленно выслать копию его с хитанцем соглашения.
Проспав всю ночь в жарких объятиях и чужом одеяле, я еще более отчаянно захотела свободы. Заставляла себя ее желать. Подталкивала, разжигала внутри огонь. Понимала, что еще немного, и сама не захочу выпутываться из сложившейся западни. Но вряд ли в будущем смогу себе простить эту девичью слабость.
– Должен быть какой-то выход, – пробормотала, разворачивая желтый листок. – Такой, чтобы папенька не пострадал.
Я, конечно, желала ему полуночного нашествия клопов-убийц, но исключительно понарошку.
Вдумчиво пробежалась глазами по документу. Стандартному, в чем-то даже скучному. Надо понять, в какую темную субстанцию и насколько глубоко я вляпалась.
«…В том, что по окончании текущего года будет заключен законный союз между единственной дочерью Эрнеста Адриуса Ламберта, девицей двадцати лет от роду, и сиром…»
Через три месяца?!
Ох, Имира Сиятельная, в каком бы иномирском гареме ты сейчас ни сидела, жахни его молнией хорошенько! Их. И того, и этого, обоих.
– Тут даже имени моего не указано! – возмущенно потрясла бумажкой. – Какая очаровательная обезличенность. Словно очередной намек, что моего мнения тут не спрашивают.
Вот только нет у папы других дочерей. А жаль, я бы с ними поменялась.
Так, идем дальше:
«…с момента бракосочетания… возлагаются все обязанности честной, порядочной супруги… До этой даты… пребывает в официальном статусе невесты… и имеет возможность продолжать обучение…»