Проклятые сны
Шрифт:
– Как?
– резко спросил Бэйлфайер.
– Давай же, Румпель. Спроси его, - нетерпеливо прошипел Пэн.
Румпельштильцхен схватил Бэя.
– Что ты делаешь, папа?
– Защищаю тебя!
– Ты пожалеешь, что не заключил эту сделку, Румпель!
– крикнул Пэн.
Но Румпелю уже было наплевать. Он перенес себя и сына домой. Каким-то образом и Белль перенеслась с ними.
– Не трогай меня. Прочь!
– кричал Бэй, отпихивая отца.
– Все хорошо, Бэй. Ты в безопасности, - пролепетал Румпель.
– В безопасности! Мне ничего не грозило! Дудочник — мой друг!
– Он просто хотел, чтобы ты так думал. Он — зло!
– Почему? Кто он? Один изобиженных тобою?
– Бэй чеканил каждое слово, словно старался уязвить
Румпель обреченно вздохнул.
– Его зовут Питер Пэн. Я знаю его с детства.
– С твоих слов выходит, что он тоже бессмертный.
– Он был таким не всегда. Стал в Нэверленде. Он предал меня, Бэй. Ему нет веры!
– Что случилось?
– Бэй немного смягчился.
– Он меня дурачил. Очень долго. Пока я его истинную суть не разглядел. Более темную и отталкивающую, чем это вообще возможно, - уклончиво ответил Румпель мальчику.
– Вряд ли он хуже тебя!
– Я должен был защищать тебя, Бэйлфайер!
– это звучало, как попытка оправдать все, сотворенное им прежде - У меня не было выбора!
– Не лги мне! Я знаю, что ты сделал! Знаю о сделке!
– кричал Бэй, - О сделке, которую он предложил тебе. Все, что от тебя требовалось — спросить!
– Он сказал тебе…
– Он сказал, что это проверка твоего доверия! Действительно ли я дорог тебе!
– Пожалуйста, Бэй… - тихо прошептал Румпель.
В голове Белль прозвучало ее имя, после слова «пожалуйста». Как часто он говорил ей это? Как часто она старалась этого не слышать?
– Я бы вернулся домой! Я бы выбрал тебя!
– выкрикнул Бэйлфайер, на глазах которого выступили слезы, - Если бы ты только спросил! Мы бы снова могли стать семьей.
– Но мы можем, Бэй!
– отчаянно крикнул Румпель в след выбегающему из дома Бэю, - Бэй!
Румпель бросился следом, но остановился на пороге. Белль встала рядом и огляделась по сторонам. Из-за соседнего забора на Темного смотрела девушка. Смотрела без страха, даже сочувственно. Белль узнала в ней несчастную Морейн. Вероятно, Румпель остановил войну с ограми. Белль улыбнулась этой мысли. А видение оборвалось.
В итоге Белль не смогла отыскать ответ ни на один из своих вопросов, только добавила еще один в список. Белль хотелось знать, могла ли она сама толкнуть Румпеля в объятья Тьмы?
========== Глава 10. Темные будни ==========
– Нет, нет, нет!
– затараторила Белль, когда белый туман укутал ее с ног до головы. Он снова стал густым, непроницаемым, необъятным.
– Да что же это…. Румпель… Румпель!
– Уходи… - прозвучал потусторонний голос, такой же, как у огонька, - Уходи…Уходи…
– Нет! Никуда я не уйду! Румпель!
– Уходи…Тебе пора… Ты не из этого мира…Ты не принадлежишь ему…
– Румпель!
– Белль старалась кричать как можно сильнее, но все сказанное ею звучало тише и тише, тише и тише.
Этот магический мир выталкивал ее прочь. Но почему? Раньше он был дружелюбен и открытей настолько, насколько это было возможно. Что же изменилось сейчас? Из всех возможных вариантов только один казался ей верным: Белль будили. Значит, где-то там, наверху Румпель смог разорвать контракт и доставить ее к отцу. Белль успокоилась.
– Ладно. Я уйду.
В тумане проявилась тропа, длиннющая тропа, обрывающаяся у белой двери, едва различимой вдали. У Белль уже болела голова от этой бесконечной белизны. Ей не терпелось ее покинуть. Она побежала по тропе на встречу свободе, на встречу жизни, и, пока она бежала, сердце ее наполнялось радостью от предвкушения хороших новостей, встречи с обеспокоенным Морисом и, конечно же, встречи с Румпелем. А душе Белль лелеяла слабую надежду, что ее разбудит не отец, а Голд, что все произошедшее уйдет из их жизни с вчерашним днем, и новая, счастливая жизнь не за горами. Однако, надежда — вещь хрупкая. Ее надо беречь, прятать глубоко в душе, не позволять себе даже мыслей о ней, так как полностью отдавшись ей и не получая ничего в ответ,
– Нет, нет, нет, - Белль принялась колотить по двери кулаками, бить дверь ногами, - Нет, нет, нет… Нет!
А потом дверь просто исчезла, пропала. Как и тропа. Туман поредел, наполнив призрачный мира вещами поломанного прошлого.
– Ты сделала свой выбор, - прозвучал голос. На сей раз совсем близко, в ее голове.
– Никакой выбор я не делала. Никакого выбора у меня не было, - Белль осела на белую, пустынную землю, - Никакого… Никак..
Она не смогла договорить, так как взгляд ее пал на нечто,что она точно не ожидала здесь обнаружить, на нечто, до боли знакомое и почти родное — на кинжал Темного мага.
Некоторое время Белль смотрела на кинжал, как на ядовитую змею, готовую вот-вот кинуться и поразить свою жертву.
– Ладно, Белль…Все хорошо, - она протянула руку и коснулась рукоятки кинжала, - Все будет хорошо…
Кинжал обратился в пыль прежде, чем она его взяла. А ее унесло в вихре безумных, темных видений, осколков необъятной жизни Румпельштильцхена.
Перед ее глазами мелькали бесчисленные лица отчаянных людей, идущих на сделку с Темным, отдающих ему все, сцены пыток и шантажа, и, конечно, последствия сомнений, страхов и гнева самого Румпеля, а последствия всегда было одним — смертью. В одном случае Румпель превратил человека в улитку и раздавил сапогом, в другом — зарезал служанку, которая видела кинжал. В третьем — расплавил на рыцаре его собственные доспехи. Одного фермера, который не смог заплатить, Румпель превратил в свинью и цинично посоветовал его семье как-то одеть эту самую свинью, чтобы отец семейства не попал на стол. На его лице не отражалось ни сожаления, ни радости: одна непроницаемая маска чудовища. Конечно, он смеялся, улыбался своим жертвам, но в улыбке участвовали только губы, без глаз. Глаза его всегда были холодны и безучастны, будто принадлежали совершенно другому человеку.
Среди всех этих ужасов было пара очень личных воспоминаний, определенно затрагивающих самые темные уголки его души. Белль хотела окунуться в них, как она это делала раньше, но ничего не получилось.
Первое воспоминание касалось Бэйлфаера. Он и Румпельштильцхен шли ночью по лесу. Потом юноша остановился и кинул что-то на землю. Белль знала, что это был волшебный боб, знала и примерные обстоятельства происходящего. Перед отцом и сыном открылся портал. Сын прыгнул в него, но отец схватил его за руку, не давая упасть. Второй же рукой он держался за проклятый кинжал, вонзенный в землю. Белль не слышала слов, не могла прочитать по губам: слишком ярок был излучаемый порталом свет. И вот отец разжал руку, и сына затянуло. Минуты две отец ошеломленно смотрел туда, где исчез портал, а потом, вероятно выкрикивая имя сына начал рыть землю. Рыть землю руками, резать иссиня-черное в лунном свете подножное полотно своим кинжалом и натыкаться каждый раз на пустоту. Даже просто видеть это было невыносимо, но образ этот был у Белль прямо в голове. Второе касалось печально известной Милы, уже пиратки Милы и … волшебного боба. Опять. Боб мелькнул у нее в руках всего на мгновение, но Белль этого было достаточно. Или она просто знала, что это боб? Но как? Мила бросила боб своему любовнику, вяло реагируя на вопросы Румпельштильцхена. Но вот он все же нашел один, который ее задел. Белль знала, что он спросил о Бэе. Мила, кажется бросилась в оправдания, но они Румпеля не интересовали. Он кричал на нее, бросался обвинениями, а она все пыталась его перебить… А потом прокричала наконец то, что заставило Румпеля замолчать. Белль прочитала: «Я никогда не любила тебя». Белль прочитала правдивую ложь. Белль (или Румпель) в нее верила. Сердце Милы оказалось у него в руке, у нее в руке. А потом рука сложилась в кулак, а пульсирующее сердце рассыпалось в пыль. Мила навеки затихла на руках капитана Крюка. Боль, грусть и тоска овладели душой Белль, но также еще и удовлетворение от того,что эта женщина больше ничего никогда не скажет.