Проклятые сны
Шрифт:
Румпельштильцхен задумчиво покрутил боб в своих маленьких пальцах и опустил в карман штанов.
Комната растворилась. Белль перенеслась в другое место - таверну, оказалась внутри, прямо у мальчика за спиной.
В дальнем темном углу,за маленьким засаленным столом Малкольм разбрасывал перед парой моряков мятые игральные карты. Его сын обреченно вздохнул и неспешно двинулся между выпивающими людьми по направлению к нему. Белль не отставала. Она поняла, что пытается никого не задеть, хотя может, подобно призраку проходить сквозь них.
– Это правда. Ты здесь, -
– Да вот. Решил отдохнуть. Сбил ноги в кровь, пока бродил по дорогам, - подмигнул Малкольм, привыкший, что сын верит каждому его слову.
Румпель резко развернулся и пошел прочь, на улицу. Белль следом. Малкольм также не заставил себя ждать.
– Румпель, погоди!
– окликнул он
– Ты сказал, что работу найдешь!
– Меня никто не нанимает!
– Потому что не верят!
– уверенно сказал Румпельштильцхен.
Малкольм близко-близко подошел к сыну, доверительно заглянул ему в глаз и, указывая пальцем на сердце мальчика, спросил:
– А ты? Ты мне веришь?
– Пытаюсь… - Румпель опустил голову, но потом взглянул на отца в ответ, - Что если мы перенесемся туда, где никто нас не знает? Заживем по-новому?
– Как?
– Смотри, - Румпель достал боб и показал отцу.
– Где ты его взял? Знаешь, сколько он стоит?
Белль скептически скривилась от этих слов. Она бы не смогла подобрать слов, которые смогли бы отразить всю степень омерзительности Малкольма. При этом он выглядел достаточно жалким, глупым, одержимым наживой, инфантильным дураком.
– Нет!
– Румпель шарахнулся от Малкольма, - Он мой и ты его не продашь, не проиграешь.
– Румпель, ты не знаешь..
– Я знаю одно: этот боб унесет нас далеко-далеко. Начнем новую жизнь…
– С чистого листа… - лицо Малкольма озарилось мыслью.
– Да. Я верю тебе, - уверенно сказал Румпель.
Зная конец этой истории, Белль прониклась состраданием к мальчику, чьи чувства веры и любви будут скоро растоптаны этим корыстным жутким мужчиной. Да, Румпельштильцхен явно никогда не был и не будет кем-то вроде него, а общая картина многое, очень многое объясняла. Например, неверие, которое муж всегда проявлял по отношению ко всем вокруг, включая ее. Тем временем диалог отца с сыном продолжался.
– Так куда мы?
– спросил Малкольм.
– У тебя есть заветное место?
– Думай, думай, думай…
Малкольм принялся ходить из стороны в сторону, щелкая себя пальцами по лбу и вискам.
– Думай, думай, думай… Думай о хорошем… О да…
– Что?
– нетерпеливо спросил Румпель.
Малкольм остановился и вкрадчиво заговорил:
– В детстве отец продал меня кузницу в подмастерья. Простояв весь день на ногах у горна я отходил ко сну и внушал сам себе: думай о хорошем. И во сне я переносился на чудесный остров, где все невозможное становится возможным.
– И как он назывался?
– Нетландия.
– Тогда нам туда, - Румпель протянул отцу волшебный боб.
Малкольм бросил боб на дорогу и открылся портал, подсвеченный зеленым магическим светом. Такой же, в котором
– Я не уверен, что он существует, - усмехнулся Малкольм и взял сына за руку.
Штильцхены скрылись в портале. Улица скрылась в белом тумане, Белль перенесло в новое видение.
На этот раз это был лес. Непривычно густой. У Белль зарябило в глазах от оттенков зеленого. Перед ней стояло высокое громадное дерево, под которым сидел Румпель, сжимал к руках куклу и задумчиво смотрел в пустоту. Вдруг откуда-то сверху упал ботинок. Румпельштильцхен вскочил, присмотрелся к ботинку и глядя в верх несколько раз громко крикну:
– Папа! Папа! Папа!
Кукла теснее прижалась к груди, слезы покатились по детским щекам. Совсем отчаявшись и испугавшись Румпель присел и разрыдался.
Малкольм показался спустя некоторое время.
– Что стряслось, Румпель?
– Я боялся, что ты погиб, - утер слезы Румпель.
– Все хорошо, хорошо!
– Ты достал пыльцу?
– Нет, - Малкольм сокрушенно покачал головой, - Ты был прав. Люди не летают. Нетландия, она для детей. Взрослым тут не место.
– Тогда мы найдем другое место. Главное, что мы вместе.
Оптимизм, прозвучавший в его голосе, заставил Белль печально улыбнуться, но, несомненно, она его не разделяла, прекрасно зная что должно сейчас произойти.
– Все не так просто, - сказал Малькольм, понизив голос, - В любом краю я примусь за старое. Мне никогда не стать путным отцом. Я безволен.
– Я не понимаю…
– Я могу остаться здесь. И летать. Так же, как в старые времена.
– Как это возможно?
– недоумевающе спросил Румпель.
Белль увидела, как за спиной Румпеля, черная и страшная, возникла тень Пэна.
– Избавившись от единственного препятствия, - жестко ответил сыну Малкольм, - Тебя.
Тень вцепилась в Румпельштильцхена, Румпельштильцхен в отца.
– Чудовище! Помоги!
– закричал он.
– Он — мой друг!
– резко выпалил Малкольм, - Это единственный выход для меня. У детей детей не бывает. Смирись. Без меня тебе будет лучше…
Малкольм разжал пальцы Румпеля, позволяя своему другу унести своего ребенка прочь. Тряпичная кукла, которую тот сжимал в руке упала на землю, под ноги Белль и возрожденному, обновленному, юному Малкольму, далее прославившемуся как Питер Пэн. На этом воспоминание оборвалось.
========== Глава 4. Прялка и смерть ==========
Увиденное произвело на Белль сильнейшее впечатление. Глаза щипало от слез, одно веко болезненно дергалось, да и сама она едва могла дышать. Хорошо, что руки ее были холодны, как лед: она немного успокаивалась, когда прижимала их к разгоряченному лицу.
Хватит. С нее хватит. Под аккомпанемент собственного сердца она медленно передвигалась в тумане, стараясь ничего ненароком не задеть. Испуганное лицо маленького Румпеля, уносимого тенью Пэна, застряло в ее сознании, и что-то подсказывало ей, что это еще не самый страшный эпизод в его жизни.