Проклятые сны

Blitz-22

Белль подумала, что раз уж она все равно здесь, то игнорировать церемонию и ее главных виновников просто напросто глупо. Сначала она рассмотрела Милу. Оценивающе рассмотрела. Рассмотрела и ее длинные черные, как уголь волосы, и бархатную молочно-белую кожу, и ее прекрасный профиль. Темные синие глаза, густые брови, прямой красивый нос, идеальная линия губ. Черт! Она была прекрасна. Скромное белое платье, начинающееся у самого горла и спадающее до щиколоток не могло спрятать совершенных линий ее тела.

И рядом, не менее молодой и прекрасный стоял он. В честь дивного события Румпель кажется знатно раскошелился. Черные штаны, черная куртка, белоснежная

рубашка, завязанная на груди черными лентами. Лицо было свежим, чисто выбритым и …счастливым. Священник завершил церемонию, все встали и степенно вышли из церкви. В руках у гостей Белль приметила мешочки, вероятно с рисом. Белль вышла вместе со всеми и встала слева от входа. Слева также стояли три подружки Милы. Молодожены вышли из церкви и конечно же были осыпаны рисом с ног до головы. Румпель и Мила смеялись, но потом стали немного серьезнее. К ним подошел служка и протянул бокал вина жениху. Вероятно, какая-то традиции, которая была не сильно известна во владениях ее отца. Румпель выпил половину и протянул жене. Мила покрутила бокал в руке, решая как распорядиться содержимым, потом осушила до дна и разбила. Лицо Румпеля светилось от счастья, но все же оно сильно отличалось от его лица в день их с Белль свадьбы. На нее, на Белль, он все же смотрел по другому, будто там тогда никого кроме нее и не было, будто она была всем, чего он желал в своей жизни. Белль успокоилась и улыбнулась, искренне радуясь этому проблеску света в его печальной жизни, радуясь вместе с ним. Все же, пусть и не совсем реальный, но один гость сегодня был и с его стороны.

Воспоминание оборвалось.

========== Глава 6. Повестка ==========

Вновь Белль блуждала в белом тумане, который кажется становился все реже и реже. Если раньше Белль с трудом могла разглядеть свои собственные ноги, то теперь ей было видно все на расстоянии метра. Надо признать это сильно облегчало поиск предметов, которые, словно своеобразные порталы, носили ее по памяти Румпеля. И вот она отыскала сразу два предмета: свиток пергамента и шаль, которая Белль была прекрасно знакома. Шаль Бэйлфайера, которую Голд сделал своим талисманом. С нежностью Белль сжала ее в руках, прижала к щеке и тихо заплакала по Бэю и по навсегда разбитому сердцу Румпельштильцхена.

Некоторое время спустя Белль накинула шаль себе на плечи и подобрала маленький свиток. Совсем маленький, содержащий в себе немного информации, но зато какой. Эта была повестка. Лицо Белль сделалось очень серьезным, но прежде чем она сама успела как-то отреагировать, туман рассеялся и уступил место торговой площади в каком-то маленьком городке.

Посередине, на грубо сколоченном, деревянном помосте, стоял глашатай и призывал людей вступить в ряды армии герцога, дабы «защитить род людской от чудовищ мерзких». Впрочем, пропаганда была лишь дополнением к его основной роли, а роль эта заключалась в выдаче повесток призванным в ряды бойцов против воли. Белль стояла достаточно далеко от помоста и толпившихся около него мужчин. Рядом с ней стоял довольно молодой человек и рассматривал свою, уже полученную повестку. Похоже, что читать он не умел.

– Румпельштильцхен, - выкрикнул глашатай.

Белль повернула голову в его сторону. Бочком, осторожно пробираясь через толпу, Румпель подошел к помосту и взял протянутый ему свиток.

– Готлиб!
– тем временем выкрикнул глашатай имя из следующей повестки.

– «Ему бы ознакомиться с алфавитом», - подумалось

Белль. Наверное от напряжения и раздражения, которую у нее вызывала вся эта ситуация. Впрочем причины были глубоко личными и совершенно неуместными.

Румпель тем временем выбрался из толпы и уверенно шел по направлению к ней. Все казалось настолько реальным и естественным, что на минуту у нее даже замерло сердце: Быть может он видит меня? Но естественно это был бред, самообман, невысказанное желание. Румпель подошел к мужчине, не умеющему читать..

– Страшно?
– спросил у него Румпельштильцхен.

– Не совсем ясно, - нахмурился парень, - Что тут написано?

– Там написано твое имя, потом приказ собраться завтра на этой же площади и имя герцога Пограничья со всеми прилагающимися к нему титулами, - пояснил Румпель.

– Ясно… И да. Страшно, - сказал парень, - А тебе нет?

– До дрожи!
– уверил Румпель, - Но для себя я вижу некоторые возможности, на которые и надеяться не смел.

– Какие такие возможности? Умереть быстро или умереть медленно?

Они оба рассмеялись, а затем Румпель, с улыбкой, но уже несколько печальной, сказал:

– Ты явно не из моей деревни.

Воспоминание сменилось.

Белль оказалась в доме прях. Теперь в доме Румпеля и Милы. Здесь все поменялось. Не было лавок, только стулья. Другой стол, дешевле. Но вот всякая мелкая утварь была явно лучше и аккуратнее, чем у старух. Стены украшали рисунки, появились какие-то странные безделицы. Мила сидела за столом и трудилась над той самой шалью, блаженно чему-то улыбаясь. Белль села напротив нее, пытаясь определить как много времени прошло со дня свадьбы. Лицо не давало ответов. У нее даже руки не загрубели, только кончики пальцев казались тверже.

Дверь отворилась и в дом, как ураган ворвался Румпель. Уверенный, с идиотской улыбкой во весь рот.

– Мила! Мила!

– Да! Почти управилась!
– отозвалась Мила

– Ай, да умница!

– Есть на кого равняться.

Последнее произнесено было немного кокетливо, но явно ей претило. Природно было несвойственно. Только грубая прямота. Мила слегка приподнялась для краткого приветственного поцелуя, которым одарил ее супруг, и подозрительно уставилась на него, отходящего в сторону с перекошенным от едва сдерживаемой радости лицом.

– Ты сегодня рано…

– Мила! С ткацким делом покончено. Я иду на войну.

– Воевать с ограми?
– Миле стало как-то совсем не весело.

Белль тоже, так как Румпель вне всяческих сомнений нашел самый странный повод для радости из всех. Ну не был он похож на человека, который готов ринуться в бой и убивать, убивать, убивать врагов без оглядки. Ну, во всяком случае, пока. Мрачный муж Белль совмещал в своем образе множество противоречивых качеств.

– Завтра боевая подготовка, - эти слова он чуть ли не пропел.

– Постой! Румпель! Но война — это страшно. Люди о таком врать не станут.

– Знаю, милая, знаю, - Румпель наконец сел, рядом с женой, и взял ее за руки, - Сказать по правде самому страшно. Но это то, чего я ждал всегда. Всю свою жизнь. Пойми! Невыносимо когда тебя меряют грехами твоего отца.

– То, что все знают его как труса не значит, что и ты такой же, - возразила Мила, грустно и ласково глядя ему в глаза.

– Я бы к ней прислушалась, - прокомментировала Белль.

– Это понятно нам с тобой, но не другим, - последовало ответное возражение, - Я пойду воевать и смою с себя клеймо отцовского позора.