Промежуточный человек
Шрифт:
Не поехал. Уверен был, что пронесет. Тем более что пообещали поддержать.
Но на коллегии все вдруг повернулось самым неожиданным образом. Вел коллегию первый заместитель министра, на заводе он не был, в Ути тоже. Стали факты приводить, стали с сигналами разбираться по всяким нарушениям и отступлениям от буквы и от инструкции.
— Да что мы тут обсуждаем? — встал вдруг начальник управления кадров. — Когда этим делом уже давно занимается прокуратура.
Ну, сразу и пошло.
Заместителю министра по строительству деятельность Кукевича вообще-то нравилась. Обещая
С работы Кукевича не сняли. Ограничились строгим выговором с удержанием трех окладов. Ровно по окладу за каждое начинание.
— Что же мне теперь посоветуете? — спросил меня Кукевич.
(Сватов, увидев состояние Петра Васильевича, прямо из прокуратуры, куда Кукевич ходил, безуспешно надеясь встретиться и поговорить со следователем, привез его ко мне. Один ум, мол, хорошо, а два лучше.)
Но что я мог ему посоветовать? Конечно, надо было ехать к министру — Петя, пожалуй, прав. Что я мог посоветовать, если мне и старший следователь Глотов (мы с ним и о Кукевиче говорили) прямо сказал:
— Если они его там ценят, то почему бы министру не позвонить нашему шефу?
Но это Глотов сказал мне, а Кукевича он «доставал» безжалостно. Приходили в контору какие-то люди, спрашивали всех по очереди, и Глотов приходил. Как потом выяснилось, все беседы велись примерно одинаково. Ну, скажем, с Олегом, водителем Петра Васильевича, который его в Уть и привез в тот роковой день новоселья.
— Приглашал он вас на работу?
— Приглашал.
— А почему именно вас?
— Порекомендовали…
— Кто?
— Были люди, — держать язык за зубами водитель Олег умел, за что и ценил его Петр Васильевич.
— В окладе вы потеряли?
— Десять рублей.
— Чем же он вас соблазнил?
— Обещал прибавку выхлопотать, чтобы по полторы смены выходило, и потом командировочные.
— Много? Сколько в месяц вы отсутствовали? Учтите, мы проверим.
— Бывало, что и по двадцать дней.
— А ночью вы с ним ездили? Куда? Ждать долго приходилось?
— Разве все упомнишь?
— А вы постарайтесь.
— Не помню.
— Обижались вы на него?
— Нет, чего обижаться, когда человек на работе и днем и ночью.
— Ага, значит, и ночью приходилось.
Олег молчал. Тогда следователь что-то записывал, а назавтра все продолжалось.
— А квартира? Квартиру он вам обещал?
— Это было. Из-за этого я к нему и перешел.
— Почему же вы сразу этого не сказали?
— Вы же про зарплату спрашивали.
— Ну а за квартиру вы его отблагодарили?
— А как же. Это же такое дело! Совсем другая жизнь. У меня же двое детишек…
— Сколько?
— Что сколько?
— Сколько вы ему за это дали?
— Денег, что ли? Ничего я ему не давал.
— Вы это точно помните? Никаких сумм не передавали? — Следователь, как обычно, смотрел в папку, как бы что-то уточняя. — Вы хорошо подумайте.
— Я что, больной, что ли?
— Ну, хорошо… А новоселье
— А как же.
— И Кукевич на новоселье был?
— Нет. Он в командировке тогда находился.
— Так и не зашел в новую квартиру, значит?
— Почему не зашел? Сразу как вернулся из командировки, так и поехал смотреть.
— Угощение выставили? Ну, как положено…
— Насчет этого… Петр Васильевич не пьет.
— Ну, хоть бутылку коньяку вы ему на радостях выставили? По-свойски, так сказать, как мужчина мужчине…
Много работал Глотов с коллегами. Все проверили обстоятельно. Такие беседы в главке Кукевича происходили почти каждый день, иногда с утра до вечера. Одни из подчиненных сразу же заходили к Петру Васильевичу и все ему пересказывали, другие молчали, а здороваясь по утрам, отводили глаза. Одни стояли за своего руководителя мужественно, доказывали, какой это честный и замечательный человек, были и такие, что прямо высказывали свое возмущение разбирательством. Другие относились к следствию помягче, не слишком упорствовали в оправдании своего начальника. Были и такие, что делились со следователями своими сомнениями и догадками, докладывали о том, о чем их никто даже и не спрашивал.
Легко представить, как при этом Петр Васильевич, с его повышенной и обостренной чувствительностью, переживал.
Но даже наиболее сочувствующие из сослуживцев понимали: раз ищут, значит, есть что искать. Понемножку и находилось. Под Кукевичем образовалась яма. Кто ищет, тот всегда найдет, кто роет, тот выроет. Криминала, правда, не набиралось, чтобы обнаружить незаконные действия с личной выгодой или факты присвоения общественного с целью наживы. Нарушений же, отступлений от правил — сколько угодно. По тому же обмену фондируемыми материалами, вообще по снабжению, мало ли по чему…
В конце концов Кукевич решил подать заявление. Сразу после коллегии и написал его — с просьбой отпустить с должности по собственному желанию и по состоянию здоровья. И перевести начальником сельского коммунхоза все в ту же Уть.
О жизни в Ути он давно мечтал.
— Дурак, — сказал ему Петя. — Они от тебя только этого и ждут.
— Ну, а если я к министру в санаторий поеду и ему заявление отдам? Он же меня не отпустит… Так и скажу: хочу работать, но не могу. Вы мне одно говорите, а они другое, вы хвалите, а они наказывают. Он у нас человек правильный, он заведется, он всех разнесет!
— Это раньше надо было делать, а теперь ты как выглядишь? Обиженным человеком, который молчал, пока ему не вклеили. На обиженных воду возят…
Глава пятая
САМОЗАЩИТА
Развивалась история, разворачивалось дело, набирая ход, без разбору подминая под себя правых и виноватых, основных и второстепенных, втягивая все новых и новых людей. Болотоходом пробиралась по круто замешенной трясине, накручивая на колеса все больше вязкой грязи, выбиралась на взгорки, поднимаясь достаточно высоко, но никак не встречая препятствия, способного все остановить…