Промышленный НЭП
Шрифт:
— Товарищ Краснов, поздравляю с успехом. Читал телеграммы о ходе переговоров. Впечатляет.
— Спасибо, товарищ Сталин. Мы действительно добились многого.
— А что с нашими условиями? Помните, мы говорили о конкретных гарантиях.
— Все учтено. Созданы совместные экономические комиссии с правом вето по ключевым вопросам. КПГ легализована. Многочисленные советские представительства будут иметь особый статус.
— Хорошо. А что думают другие страны?
— Реакция превосходная. Англичане нервничают, но ничего поделать не могут.
— И правильно. Наши достижения говорят сами за себя.
После разговора со Сталиным я долго стоял на балконе. Внизу, на улицах Берлина, люди праздновали конец эпохи страха и начало новой эры.
Но я понимал, что это только начало. Впереди долгая работа по строительству нового европейского порядка.
На следующий день я улетел в Москву. В самолете я просматривал западную прессу. «Таймс» писала о «сенсационном повороте в европейской политике». «Нью-Йорк Таймс» называла происходящее «новым переделом Европы». «Фигаро» анализировала «невероятные экономические достижения СССР».
Но самое важное было в передовице «Правды», которую мне показал корреспондент ТАСС:
«Товарищ Сталин объявил о начале новой эры в международных отношениях. Социалистическая система экономического стимулирования доказала свое превосходство не только внутри страны, но и в международной политике. СССР становится центром притяжения для всех прогрессивных сил Европы».
Самолет набирал высоту над Германией. Внизу простиралась страна, которая еще неделю назад готовилась к войне, а теперь строила планы мирного сотрудничества. Я закрыл глаза и попытался представить, как будет выглядеть Европа через десять лет.
Континентальный экономический союз, объединяющий промышленный потенциал Германии, природные ресурсы России и финансовую мощь Франции. Свободная торговля, обмен технологиями, совместные проекты. Политическая система, основанная на демократии и пацифизме.
Это была дерзкая мечта. Но после всего, что произошло, она казалась вполне достижимой. Главное — не допустить ошибок, не позволить амбициям отдельных лидеров разрушить хрупкое равновесие.
Я открыл глаза и посмотрел на карту Европы, лежавшую на столике. На ней красным карандашом были отмечены страны-участники будущего союза. Пока их только три, но я был уверен — скоро их станет больше.
Мир стоял на пороге новой эры. И Советский Союз, благодаря своим экономическим достижениям и мудрой дипломатии, оказался в центре этих перемен.
История сделала поворот. Остальное зависело от нас.
Кремлевский кабинет Сталина встретил меня теплом и приглушенным светом настольных ламп. Поздний августовский вечер 1935 года, и за окнами Кремля догорал московский закат. На столе вождя лежали распечатки телеграмм из европейских столиц, отчеты НКВД, а также, что удивило меня больше всего, несколько западных газет с фотографиями нашего берлинского триумфа.
—
В его голосе звучали нотки, которых я раньше не слышал, что-то вроде удовлетворения, смешанного с уважением. Сталин поднялся, обошел стол и неожиданно протянул руку для рукопожатия.
— Позвольте поздравить вас с блестящей работой. То, что вы проделали в Германии, превзошло все наши ожидания.
Я встал и пожал его сухую, но крепкую ладонь. На мгновение мне показалось, что передо мной не грозный вождь, а просто человек, искренне радующийся успеху.
— Товарищ Сталин, это была работа всего коллектива. Наркомы, дипломаты, торгпредства, наши люди в НКВД…
— Не скромничайте, — перебил он. — Я читал все донесения. Идея была ваша. План разработали вы. Риски тоже брали на себя вы.
Он вернулся к столу и взял в руки свою трубку:
— Знаете, что пишет сегодня «Таймс»? «Советский Союз за один год из изгоя превратился в главного арбитра европейской политики.» А «Нью-Йорк Таймс» называет нашу страну «экономическим чудом XX века».
Сталин зажег трубку несколькими глубокими затяжками:
— Вчера получил телеграмму от Рузвельта. Американский президент хочет установить дипломатические отношения с СССР. Прямо ссылается на наши экономические достижения и «конструктивную роль в деле европейского мира».
Я молча слушал, понимая, что это лишь прелюдия к серьезному разговору.
— Сегодня утром состоялось заседание Политбюро, — продолжил Сталин. — Мы обсуждали вашу кандидатуру.
Сердце забилось быстрее. Я догадывался, к чему ведет разговор, но услышать это вслух все равно волнующе.
— Единогласно решено рекомендовать вас в члены Политбюро. Официальное утверждение состоится на пленуме ЦК через неделю, но это формальность.
Сталин сел в кресло и посмотрел на меня внимательно:
— Что думаете по этому поводу?
— Считаю это величайшей честью, товарищ Сталин. И огромной ответственностью.
— Правильно мыслите. Членство в Политбюро не награда, а поручение партии.
Он встал и подошел к карте мира, висевшей на стене:
— Посмотрите, товарищ Краснов. Еще недавно СССР был окружен врагами. Теперь мы в союзе с Германией, договариваемся с Францией, даже Англия ищет пути к сотрудничеству. Что изменилось?
— Наша экономическая политика, — ответил я. — ССЭС доказала, что социализм может быть эффективнее капитализма.
— Верно. Но не только это. — Сталин повернулся ко мне. — Изменился подход. Вместо революционного экспорта экономическое сотрудничество. Вместо классовой борьбы прагматичная дипломатия.
Он вернулся к столу и сел:
— Понимаете, товарищ Краснов, революция — это не только захват власти. Это умение эту власть удержать и использовать для блага народа. У старых большевиков была одна проблема, они хорошо знали, как рушить, но плохо понимали, как строить.