Промышленный НЭП
Шрифт:
— Константин фон Нойрат готов возглавить переходное правительство, — кивнул Мышкин. — Но требует гарантий личной безопасности и международного признания. С ним проще всего договориться.
— Гордлер сложнее, — продолжил он. — Мечтает о реставрации монархии, но понимает, что нацисты ведут страну к катастрофе. Его поддерживают промышленники Рура и Саарской области.
Рожков потер лоб:
— А что с финансированием? Такие операции требуют значительных средств.
— Товарищ Сталин выделил специальный фонд, — ответил я. — Плюс можем использовать
— Уже открыты счета в банках Цюриха и Женевы, — сообщил Рожков. — На подставных лиц, разумеется. Можем перебрасывать деньги небольшими партиями.
Мы проработали детали почти до полуночи. Составили график операций, распределили роли, обсудили запасные варианты.
— Кодовые имена, — сказал Мышкин. — Генерал Бек — «Дирижер». Фон Нойрат «Дипломат». Гордлер — «Профессор». Я буду «Доктором».
— А я «Хозяин», — добавил Рожков. — По роду деятельности.
— Леонид Иванович будет «Композитором», — улыбнулся Мышкин. — Он же сочиняет эту симфонию.
Профессор Величковский задумчиво покачал головой:
— Товарищи, вы понимаете масштаб предприятия? Если провалимся, это будет катастрофа не только для нас, но и для всего Советского Союза.
— Николай Александрович, — сказал я, — если не попытаемся, катастрофа будет гораздо больше. Гитлер готовит войну против всей Европы. Включая нас.
Рожков открыл вторую папку:
— У нас есть еще один козырь. В окружении Гитлера есть люди, которых можно использовать. Не буду называть имена, но кое-кто из ближайших соратников фюрера имеет слабости, которые ставят их в зависимое положение.
— Шантаж? — уточнил Величковский.
— Взаимовыгодное сотрудничество, — поправил Рожков. — Мы помогаем им сохранить положение, они помогают нам изолировать Гитлера в нужный момент.
К концу встречи план обрел четкие контуры. Мышкин отправлялся в Берлин на следующей неделе под видом торгового представителя. Рожков координировал операцию из Москвы. Величковский готовил научное обоснование для создания экономического союза с новой Германией.
— Первая встреча с «Дирижером» назначена на 20 мая, — сообщил Мышкин. — Место частная квартира в Груневальде. Пароль «В Берлине наступила весна».
— Будьте осторожны, Алексей Григорьевич, — предупредил я. — Гестапо не дремлет.
— Не волнуйтесь, — усмехнулся Мышкин. — У меня железное алиби. Переговоры о поставках сибирского леса. Генеральный консул уже разослал приглашения.
Гости разошлись соблюдая интервалы. Рожков задержался последним.
— Леонид Иванович, — сказал он тихо, — помните нашу первую встречу? Тогда вы тоже затевали рискованную операцию.
— Помню. И она удалась.
— Надеюсь, что и эта увенчается успехом. Ставки слишком высоки.
После его ухода я долго сидел у камина, глядя на угасающие угли. Началась игра, ставкой в которой была судьба Европы. И, возможно, всего мира.
Рассвет 15 июня 1935 года окрасил верхушки елей в золотистый цвет на
В густом лесу близ городка Эгер притаились пятеро мужчин в немецкой военной форме, их лица скрывали маски из черного шелка. Внешне они выглядели как обычные германские пограничники, но опытный глаз заметил бы несколько деталей. Слишком новые сапоги, чуть иной покрой кителей, а главное отсутствие тех мелких знаков отличия, которые германские солдаты носили неофициально.
Майор Петров, высокий широкоплечий человек с характерными скулами, проверил в последний раз радиостанцию. Рация замаскирована под немецкую, но настроена на частоты НКВД.
Его товарищи, капитан Лебедев, старшие лейтенанты Морозов, Кудряшев и Рябинин, прошли тщательную подготовку. Все свободно говорили по-немецки и знали военные уставы рейхсвера.
— Товарищи, — шепнул Петров, — еще раз проверьте документы. У всех удостоверения 12-го баварского полка?
Каждый похлопал по внутреннему карману. Фальшивые документы были изготовлены мастерски. Бумага, печати, даже подписи командиров выглядели абсолютно достоверно.
В пять сорок семь утра группа бесшумно пересекла границу. Чехословацкий пограничный пост представлял собой небольшую деревянную постройку с наблюдательной вышкой.
Рядом стояла полосатая будка, где дежурил пограничник. Все было тихо, смена заступала в шесть утра.
Петров подал сигнал рукой. Лебедев и Морозов заняли позиции справа от поста, Кудряшев и Рябинин обошли слева. Майор остался в центре с радиостанцией.
В пять пятьдесят два из поста вышел сонный чехословацкий пограничник в расстегнутом кителе, зевая и потягиваясь. Увидев приближающихся «немецких солдат», он резко выпрямился и потянулся к кобуре.
— Halt! Руки вверх! — крикнул Лебедев по-немецки.
Произошла короткая перестрелка. Чехи попытались оказать сопротивление, но были подавлены превосходящими силами.
Через семь минут все закончилось. Двое чехословацких пограничников убиты, трое ранены. Один из раненых, сержант Новак, успел передать по рации сообщение о нападении, назвав нападавших «немецкими солдатами».
Петров тщательно осмотрел место происшествия. На земле разбросаны немецкие гильзы, настоящие, украденные с оружейного склада. Рядом с телом одного из убитых пограничников лежал немецкий военный документ, случайно «потерянный» в суматохе.
Группа исчезла так же внезапно, как появилась. Через двадцать минут они были уже на территории Германии, быстро снимая немецкую форму и переодеваясь в гражданскую одежду. Военное обмундирование сожгли в небольшом костре, пепел тщательно закопали.
В восемь тридцать утра чехословацкие власти официально обвинили Германию в вооруженном нападении на пограничный пост. К полудню новость облетела всю Европу.
В Берлине день начался обычно. Гитлер завтракал в своей резиденции, просматривая утренние сводки. Геббельс готовился к выступлению на радио. Гиммлер изучал доклады гестапо.