Проникновение
Шрифт:
Гарри поперхнулась. Она сразу узнала саму себя. Весь рынок был у наших ног.От этих слов у нее в мозгу тут же возникла картина: она сидит за клавиатурой и зондирует сеть, проникая в нее снаружи, затем проскальзывает мимо охраны и взламывает учетную запись администратора. Ее снова охватило ощущение заряда запретной сладости, пробегающее по ней, словно ток, каждый раз, когда сеть наконец оказывалась в ее безраздельной власти.
Взгляд отцовских глаз снова скользнул мимо Гарри. Казалось, он видел что-то
— Опасность и риск только усиливали кайф. Они заставляли почувствовать, что ты все еще жив. Скучно жить, если хоть изредка не ставишь на кон все, что у тебя есть. — Он покачал головой и снова откинулся на спинку стула. Лицо его приобрело виноватое выражение. — Можешь ты это понять, Гарри?
Она не в силах была отвечать.
Слева произошло легкое движение: Гарри заметила, как один из охранников смотрит на часы. Должно быть, отец тоже это заметил — он наклонился вперед и снова протянул к ней руки.
— Послушай, тебе это все равно никак не поможет, — сказал он. — Будет лучше, если ты все-таки позволишь мне самому разобраться с Леоном и Пророком. Я могу поговорить с ними, заставить их…
Она покачала головой.
— Разговоры ничего не дадут. Во всяком случае, разговоры с Пророком.
— Тогда скажи мне, что я могу для тебя сделать.
Гарри глубоко вздохнула.
— Мне нужны деньги. Все, целиком.
Он убрал руки со стола и упер их в бока.
— Что?..
Гарри поерзала на стуле.
— Я тебе уже все объяснила. Если я не отдам Пророку двенадцать миллионов евро, он натравит на меня своего психопата. А может, и не только на меня. У меня нет выбора.
Отец уставился на стол, щипая себя за бороду. На лбу у него появились сверкающие бисеринки пота.
— С такими, как Пророк, нельзя ни о чем договариваться. Кто сказал, что он не натравит его на тебя даже после того, как получит деньги?
— Но с деньгами я, по крайней мере, могу еще хоть как-то с ним торговаться. А без денег я труп. — Она услышала, как ее голос дал ошеломленного петуха. Как вообще отец может спорить с ней в такой ситуации? Ее жизнь в опасности!
Он провел ладонями по лицу — вверх, потом вниз, как будто хотел заставить кровь прихлынуть к щекам и таким образом помочь себе найти ответы на все вопросы. Когда он снова уронил руки на стол, взгляд его был тусклым и усталым.
— У них нет никакого права на эти деньги, — тихо произнес он. — Я один заплатил за них сполна. Я шесть лет проторчал в этом бетонном ящике. Я стоял в очереди за завтраком в компании педофилов и убийц — и у каждого изо рта воняло так, что кишки сводило. Шесть лет в местах, откуда единственный выход для большинства — самоубийство! — Он глубоко вдохнул через нос. — Только эти деньги и поддерживали меня все эти годы.
Гарри поморщилась и закрыла глаза, пытаясь отогнать от себя нарисованные им образы.
—
Отец замер.
— Должен быть другой выход, обязательно должен…
Гарри смерила его взглядом, чувствуя, как что-то крохотное у нее внутри становится еще крохотнее.
— Значит, ты не хочешь мне помочь, да? — спросила она.
Гарри почувствовала, что в ее голосе звучат недоумение и боль. Она опять сидела на школьной стене. В груди у нее будто свернулся тугой узел. Отец снова юлил — впрочем, как всегда. Какой глупостью, каким ребячеством было надеяться, что на этот раз будет по-другому!
Внезапно его манера переменилась. Он встретился с Гарри глазами и улыбнулся. Улыбка показалась Гарри натянутой. Какой бы ни была предстоящая шутка, его глаза в ней не участвовали.
— Что за чепуха? Конечно, я помогу тебе, Гарри! — Взгляд его ни разу не дрогнул. — Но согласись — мне слегка затруднительно было бы отдать тебе деньги прямо здесь, верно? Ведь не думаешь же ты, что они лежат у меня в карманах!
Он вытянул руки ладонями вверх и пожал плечами — в резко преувеличенной, континентальной манере. Жест этот был скорее французским, чем испанским. Гарри уже видела его прежде. Она всегда подозревала, что отец использовал его сознательно, а вовсе не унаследовал от своих испанских предков.
Дверь за спиной у отца отворилась, и в комнату вошел тюремный офицер.
— Господа, время истекло, — сказал он, встав у открытой двери.
Пожилой мужчина, сидевший по левую руку от отца, неловко встал. Грэйси продолжала сидеть, полная решимости закончить свой монолог, пока ее брат не удрал назад, в тюремную клетку.
Отодвинувшись вместе со стулом, отец Гарри бросил взгляд на охранников и негромко произнес:
— Hablemos esta tarde. Поговорим днем.
— Днем? — удивилась Гарри.
Он встал — прямо, непринужденно. Дыхание его снова стало ровным.
— Встретимся у ворот в два часа дня.
Гарри с недоумением уставилась на него.
— У ворот? Не понимаю.
Отец склонил голову набок.
— Сегодня я выхожу. Подошло досрочное освобождение. Я думал, ты знаешь.
Гарри моргнула.
— Нет… Нет, я не знала… То есть я не знала, что так скоро.
Она вспомнила о телефонном сообщении, оставленном ее матерью. Должно быть, мать как раз пыталась сказать ей об этом.
Значит, именно сегодня, после всех этих лет, ее отец выйдет из тюрьмы. Гарри почувствовала себя плоской и сдувшейся, словно проколотая шина.
Она вздохнула.
— Значит, если я тебя встречу, ты мне поможешь.
Она не дала себе труда придать своим словам вопросительную интонацию. Какой смысл, если ответ не имеет отношения к вопросу?
— Конечно, помогу, золотко. — Отец шагнул к двери. — Не волнуйся, все будет хорошо.
Гарри поглядела ему вслед. Она не верила ни единому его слову.