Пропавшие без вести
Шрифт:
— С Бородой все будет в порядке, а что до «того», тут задача тяжелая! — услыхал Иван приглушенный мужской голос. Он прижался ухом к стенке, стараясь не пропустить ни слова.
— Подумаешь! — вполголоса отозвалась Людмила. — Крепость, что ли, у них?
— Попробуй пролезь! А пролезешь — так не подступишься.
— Почему?
— Потому! Если бы в ТБЦ нашлись наши люди…
— Будто уж не найдем! — узнал Балашов голос банщика Николая.
— А я скажу, братцы, с такими делами спешить ни к чему. Нам надо у них же учиться выдержке, —
— Да что ты! Кто же? — спросил Шиков.
— Новый врач, Тарасевич Дмитрий Иваныч! Во какой человек! С немцами — свой. Уважают его. Не пройдет недели, как старый черт Соколов полетит в трубу. Тот по-немецки, как дьявол, садит интеллигентно. Я в армии с ним служил… Так что готовлюсь к бою, и трубы трубят: тру-ту-ту-у… За ваше здоровье, девочки!
«Пир» был в разгаре, в разгаре и болтовня. Враги распоясались, но главное было уже сказано и все их намерения ясны.
— Я пойду, — шепнул Иван Маше на ухо.
Ее волосы защекотали ему губы. Как встать, как уйти?.. Нет, нужно встать и уйти!.. Она поднялась, пропуская его. Покорная, тихая, только сжала на прощание его пальцы и осталась сзади в своем закуточке, а он шагнул в тамбур и стал караулить, когда убежит в сторону луч прожектора.
Разговоры, услышанные Балашовым в женском бараке, стоили самого серьезного внимания. Явно было, что вся выброшенная из лагеря «команда экстра», то есть полиция и повара — ее отвратительная головка — собираются взять реванш за потерянные позиции. А тут еще прибытие Тарасевича, который «интеллигентно садит по-немецки»…
Бюро обсуждало прежде всего вопрос о том, чтобы отозвать из хирургии Кумова и спасти его от покушения.
Но майор уперся:
— Я не могу оставить свой пост из-за каких-то бандитов. Пусть они от нас прячутся!
Муравьев согласился, что бегством спасаться от полицейских не дело, но в то же время нельзя выпускать всю шайку из-под наблюдения.
Разведка была поручена Юрке, который вызвался сам сходить к Брониславу, в отделение Гладкова.
Аптекарь вернулся часа через два, привезя на тачке из центральной аптеки коробки и бутылки с лекарствами, лигнин.
— Бронислав здоров, как бугай, — сказал Юрка со своей обычной полунасмешкой. — Просил спирта, спрашивал, кто у нас в ТБЦ повара, каков начальник полиции. Обещал сигареток. Я сейчас оттащу ему спиртику. Разом смотаю, — добавил он, уже отливая спирт.
— Стой, что ты выдумал?! — остановил Баграмов.
— А без этого ничего не узнать, Емельян Иваныч! Пойду с ним хлебну — на то и аптекарь! Он привык у меня клянчить спирт, мы «дружки»!
— Значит, ты ему и раньше давал? — строго спросил Муравьев.
— А как же! — насмешливо сказал Юрка. — Начальство! Гладков ведь был старшим врачом, прикажет — и все! Такое у нас амплуа!
Еще
— Значит, Бронислав — это только разведка? — спросил Муравьев.
— Авангард получается. Он уже связался с кем-то из поваров в деревянных. Сейчас сказал, что ко мне а аптеку передадут золотые часы, и велел принести их ему. А из кухни, из-под носа у майора Кумова, при мне ему притащили мясца.
— Надо узнать, кто его друг у нас в ТБЦ.
— Не укроются! — успокоил Юрка. — Часы-то припрятаны раньше! Кто их ко мне принесет, тот и есть его друг и союзник!
…Часы принес Краевец.
— А знаете, что за часы получится? — спросил Юрка Баграмова.
— Ну?
— За часы от Гладкова будет диагноз туберкулез, и Бронислав передвинется к нам в отделение, к Тарасевичу ближе.
— Еще чего не хватало! — проворчал Муравьев.
— Нет, Михаил Семеныч, вот тут он просчитался. Тут он «ошибку давал», как говорит один мой коллега аптекарь. Не спрашивайте пока ни о чем. Все будет в порядочке! — уверенно заключил Юрка.
За те самые золотые часы, от которых в свое время так упорно в день отправки поваров и полиции отказывался Славинский, Гладков поставил Брониславу диагноз «туберкулез легких». Бронислав был направлен в ТБЦ-отделение, в тот самый барак, где фельдшером был Краевец.
По прибытии в отделение Бронислав тотчас же переслал какую-то записку Тарасевичу.
— «Друзья встречаются вновь!», кинофильм из жизни разлученных любовников! — потирая руки, сообщил Муравьеву Юрка.
— Ты все-таки расскажи, что задумал? — настойчиво спросил его Муравьев.
— Я вам говорил, что он просчитался. И вы убедитесь! Не волнуйтесь, никакого скандала не будет. Этот несчастный самоубийца…
— Юра! — еще строже вмешался Баграмов. — Ты должен сказать, что задумал!
— Да я к нему близко не подойду и пальцем его не коснусь! Обещаю. Не верите слову?! — убедительно уверял Юрка. — Могу поклясться на фармакологии или на библии! Раз не понял, дурак, что его здесь все ненавидят, то пускай убедится на деле, что к старому нет возврата. Это ему больные расскажут…
И Ломов слово сдержал. Он просто прошел по всем блокам и сообщил своим знакомым больным точный адрес бывшего коменданта.
В послеобеденный час вереница больных со всего лазарета потянулась в тот блок, где нашел пристанище Бронислав. Они не входили в барак Краевца, а караулили бывшего коменданта, сидя «в гостях» в разных бараках, нетерпеливо посматривая в окошки, чтобы не пропустить, когда Бронислав выйдет наружу.
— Здравствуйте, господин комендант! — на утоптанной снежной дорожке пустыря приветствовал Бронислава со зловещей усмешкой рыжий Антон, встретив его на возвратном пути от уборной, вдали от бараков.