Пропавшие без вести
Шрифт:
Штабарцт перебил:
— Германское командование отпускает достаточно пищи для пленных! А если вы не умеете лечить, то вы не врачи! Лечащий персонал мог бы работать в шахтах и на заводах. Рейх кормит целую медицинскую армию русских не для того, чтобы вы говорили, что у вас нет здоровых! Если больные не поправляются, значит, русская медицина — пустое слово!
— В таком случае, — Соколов вспылил и поднялся с места, — в таком случае, господин штабарцт, отправьте меня сегодня же в шахту. Я старый врач, и я понимаю, что говорю! — решительно отчеканил он.
— Не учите меня,
Соколов сел на стул, стоявший против стола.
Глаза штабарцта приняли обычное выражение. Он вынул портсигар и предложил Соколову сигарету. Леонид Андреевич дрожащей рукой зажег спичку. Оба в молчания затянулись дымком.
— Я не моложе, чем вы, коллега, и знаю туберкулез, — заговорил снова немец. — Но структура нашего лазарета должна быть такой, как всех прочих. Вы создадите комиссию, через которую постепенно пропустите всех больных. Именно для того вам привезен рентгеновский аппарат… Да, приказ есть приказ! — повторил он печально. — А мы с вами солдаты, на старости лет… Вы пленный солдат, а я… — Штабарцт вдруг умолк и устало махнул костлявой и жилистой желтой рукой. — Кроме того, генезенде-команда на легких работах будет все же лучше питаться, — устало и примирительно добавил старик. — И так воюет весь мир, — заключил он со вздохом. — Нам с вами, коллега, незачем воевать между собою…
— Слушаюсь, господин штабарцт! — по-военному ответил ему Соколов, давая понять, что ему ясны оба лица старика начальника.
Скрыть от немцев полностью всех, у кого не было туберкулеза, не удалось бы никак. Приходилось создать при ТБЦ эту «команду выздоравливающих», так называемую генезенде-команду.
— Им нужны рабочие руки?! Теперь они не хотят признавать даже туберкулеза?! — говорил Муравьев на созванном в связи с этим Бюро. — Пусть получают пропагандистов, организаторов и диверсантов. Мы позаботимся подготовить лучших для этого дела… Школа активной подпольной борьбы — вот во что мы должны превратить эту команду! Мы говорили, что настала пора перехода к действиям. Вот и арена действий!
В качестве врача к «выздоравливающим» прикрепили Маслова, старшим же каменного барака, куда их разместили, назначили Цыгана — Сеню Бровкина. Из форлагеря отозвали туда же Пимена Трудникова.
Отобранные в генезенде-команду люди настроились по-боевому. Борьба так борьба! Им уже представлялись крушения поездов и вывод из строя заводов и линий высокого
— Напили для нас «боевое» местечко — за немцем дерьмо убирать! — издевались они.
— Не тот пошел фриц, не тот! — зубоскалили, возвращаясь из немецкого лазарета рабочие. — Фронта не любит, хочет сидеть в лазарете, в тылу… И они рассказывали о том, как раненые немецкие солдаты отдают им тайком свой обед.
— Сожрешь котелок за него, а он тебе: «Данке, камрад!» — смеялись пленные. — Не больно хотят они на поправку, чтобы за фюрера своего воевать!
Переводчик команды, набивавшей матрацы бумагой, и прежде просматривал макулатуру, которую присылали как сырье для матрацев. На этот раз кроме нередко встречавшихся карт Германии он получил удивительный «улов»: в макулатуре попалась фашистская брошюра «Военнопленные в Германии в войну 1914–1918 годов». На обложке стояло: «Секретно. Только для членов партии». В этом закрытом геббельсовском издании рассказывалось о том, как в первую мировую войну вредили Германии пленные французы и англичане. Книжечка призывала гитлеровцев быть бдительными в отношении пленных.
— Видали, товарищи, какое шикарное руководство по диверсиям и саботажу состряпал сам Геббельс! — похвалилсл Трудников, выложив уже готовый перевод этой книжечки перед Муравьевым и Емельяном. Оба, читая книжечку, потирали руки. Тут были описаны способы, какими пленные французы губили урожай картофеля, как англичане и французы выводили из строя электрический двигатель, как итальянцы обеспечили быструю порчу двигателя внутреннего сгорания, каким способом без улик взорвали пленные паровой котел, как незаметно нарушили телефонную связь. Чего только не было в этой полезной книжонке, на которую обратили внимание лишь из-за необычного грифа «секретно»!
— Вот так научный труд! — одобрил Баграмов.
И без всяких приписок «ученый исторический труд» геббельсовского ведомства был пущен в размножение и в первую, очередь, разумеется, поступил в генезенде-команду, из которой ожидались отправки на работы.
Они могли ждать отправки куда-нибудь в любой день, не зная, отправят их малыми командами или всех вместе, отправят их на завод или в сельское хозяйство. И они заучивали наизусть устав антифашистских групп, изучали геббельсовское «универсальное руководство по диверсиям и саботажу», делились опытом рабочих команд, в которых каждому приходилось раньше где-нибудь поработать…
В генезенде-команде пленных действительно стали кормить лучше, чем в лазарете, и люди начали быстро крепнуть, исчезали голодные отёки.
— Чует сердце — на шахты куда-нибудь нас готовят! — сказал Трудников, сидя как-то в команде грузчиков.
— Если в Бельгию, то драпанем. Бельгийцы помогут. Там есть шахтеры — бесстрашный народ, немало повывели наших к себе в партизаны, — рассказывал, сам тоже шахтер, Федот Андриянович Задорожный. — Земляк у меня был. Месяца два как помер. Его из Бельгии привезли. Говорит, что с их шахты ушло человек пятьдесят.