Пропавшие сокровища

Гребнев Григорий Никитич

Как известно, в те годы в СССР происходили великие исторические события: советское крестьянство вступило на путь массовой коллективизации. В эти же годы рождалась наша индустрия. На предприятиях появились передовики производства, и впервые в своей истории человечество на практике узнало, что такое социалистическое соревнование. Но обыватели упорно называли эту эпоху «эпохой Торгсина». Действительно, золотые и серебряные побрякушки в те годы, попадая в каналы Торгсина, превращались в станки и машины, необходимые нашей стране. Но было и так, что некоторые, не в меру ретивые, «торгсиновцы» умудрялись

под шумок превращать в триеры и сноповязалки картины больших мастеров, ценную скульптуру, редкие книги и прекрасные ювелирные изделия из частных коллекций. Агенты антикварного треста рыскали по Москве и Ленинграду в поисках ценной добычи… Рыскал в то время по нашей земле и Педро Кортец. Здесь он и познакомился с молодым «художником-эксцентриком» Д.П.Тараканцевым, который уже тогда являлся членом всех комиссий-подкомиссий, секций-подсекций, и в том числе - членом экспертной комиссии, решавшей судьбу произведений искусства, предназначенных «на экспорт».

Нужно отдать Тараканцеву должное: в своих решениях он был до обморока осторожен, и Кортец не мог бы похвастать, что с помощью Тараканцева он выудил хоть одну ценную картину. Но опытный авантюрист, близко познакомившись с ним, понял, что чрезмерную осторожность Тараканцева порождали не патриотизм и не любовь к ценностям родной культуры, а всего лишь трусость. По мнению Кортеца, Тараканцев много мог бы сделать для него (и с большой выгодой для себя!), если бы не был столь труслив… Эту черту «непременного члена всех комиссий» Кортец хорошо запомнил.

Проживая в Париже, он следил за судьбой некоторых своих советских «знакомых», а ныне, отправляясь в Москву, решил, что вирусоподобный активист Тараканцев обязательно поможет ему и Джейку найти, а затем и вывезти ценнейшую коллекцию Грозного. Поможет именно потому, что зоологически труслив…

* * *

Как раз в тот момент, когда Лирика по телефону «поймала» наконец Лжедимитрия на каком-то музейном совещании, безголосый звонок три раза кашлянул в передней ее квартиры.

Лютеция Гавриловна с густо напудренным пароходным рулем, заменявшим ей нос, набросила на свои богатырские плечи тюлевую накидку цвета ше-муа (подарок графа Фридриха Марии!) и пошла открывать дверь. На пороге стояли двое мужчин в светлых костюмах: один объемистый, смуглый, восточного типа; другой - высокий, худощавый, бледнолицый.

–  Прошу прощения, мадам, - с легким акцентом сказал по-русски пожилой.
– Здесь квартира Дмитрия Петровича Тараканцева?

Лютецию Гавриловну трясло от волнения: перед нею стояли, с нею разговаривали живые иностранцы! Может быть, они прямо из Парижа приехали? Может быть, вот этот молодой - граф или виконт?…

–  Да, - внезапно осипнув и потеряв свой роскошный бас, произнесла Лютеция Гавриловна. Она распахнула дверь и прохрипела сразу на трех языках: - Силь ву плэ! Битте! Плииз!..

Кортец протиснулся в дверь, поцеловал пахнущую детским мылом генеральскую длань Лютеции и отрекомендовался:

–  Педро Хорхе Кортец! А это мой молодой друг, Жак Бодуэн.

Джейк Бельский приложился к руке Лютеции и, поморгав, сказал:

–  Я счастлив с вами познакомиться, мадам…

–  Моя

дочь, Лирика Аполлоновна, супруга Лже… супруга Дмитрия Петровича.
– овладев своим фельдфебельским голосом, сказала мадам и ввела гостей в наспех убранную комнату.

На Лирику страшно было смотреть. Ее почти не имеющая точных очертаний фигура была облачена в шелковое платье цвета багрового и тревожного, как пожар. Парижская горничная Кортеца Мадлен со своими ресницами и огненными губами могла бы показаться рядом с ней простой пастушкой. Рыжие и жесткие космы Лирики были взвихрены и торчали, как наэлектризованные; натертые ладошками щеки пылали; подведенные глаза метали молнии, а высокоподтянутый бюст колыхался и наступал, как девятый вал на картине Айвазовского. Она была, пожалуй, похожа на жену подлинного Лжедимитрия - Марину Мнишек, которую после расправы с самозванцем изрядно потрепала толпа восставших.

Через несколько минут все освоились и завязался «светский разговор». Гости учтиво восхищались красивыми домами новой, социалистической Москвы, а хозяев больше интересовал старый, капиталистический Париж.

–  Правда ли, мсье Кортец, что в Париже американские офицеры среди бела дня похищают девушек?
– спросила Лирика.

–  Увы, это так, мадам, - с грустью ответил «потомок великого конквистадора».
– Но только не всех похищают, а… некоторых. И не днем, а ночью.

Мадам уже поставила на стол кофе, булочки, масло, зернистую икру…

В глазах Кортеца при виде икры появился плотоядный огонек.

–  Икра! Зернистая!.. Жак, вы когда-нибудь видели живую сказку?
– спросил он.

–  Нет, - чистосердечно сознался Джейк.

В этот момент в передней щелкнул замок, и в квартиру ворвался Тараканцев. Он именно ворвался, а не вошел. Сообщение жены о том, что к нему в дом направляются какие-то иностранцы, всполошило Лжедимитрия так сильно, что он первый раз в жизни дезертировал с совещания…

Тараканцев бросил шляпу и, протирая окуляры, оправленные золотом, вошел в комнату.

Гости встали.

–  Мсье Кортец и мсье Бодуэн!..
– торжественно представила гостей Лирика.
– Они ждут тебя, Дмитрий.

Иностранцы поклонились и пожали руку сильно встревоженному хозяину.

–  Очень приятно… очень приятно… - забормотал Лжедимитрий, обшаривая неожиданных гостей своими бегающими, рысьими глазами.
– Прошу садиться… Чем обязан, господа?

Кортец засмеялся:

–  Нет, я вижу, что вы меня не узнаете, товарищ Тараканцев, - сказал он и печально покачал головой.
– Да и как узнать! Двадцать лет не видались… Я постарел, растолстел. А вы все такой же. И бородка та же, и золотые очки…

–  Позвольте!
– наморщив лоб, сказал Тараканцев.
– Кортец? Агент антикварного треста?!

–  Увы, это я, Дмитрий Петрович… Торгсин. Кое-какие картины… Коптское евангелие…

–  Как же, конечно, помню!
– без всякого восторга произнес Тараканцев.
– Педро Хорхе Кортец?

–  Совершенно верно! У вас феноменальная память на имена… А это мой юный друг, такой же вольный турист, как и я, Жак Бодуэн.

Джейк поклонился.

–  Очень приятно, - сказал замороженным голосом Тараканцев.
– Я могу быть вам чем-нибудь полезен, господа?