Прорицатель
Шрифт:
— Не только, — с нажимом сказал Мей.
— Карлиос искал способ проникнуть в другие миры, — выпалил Пиарт. Наверняка ему не терпелось это сообщить; он раскраснелся от волнения — или от жары? — и тяжело дышал.
Мей невольно вздрогнул и стиснул в кулак ту руку, на которой носил перстень Странника — драгоценный подарок Анны; он так ни разу и не решился его использовать. Другие миры. Так вот в чём всё дело. Столько образов сразу затопило его мысли — Близнецы, уроки Гэрхо, обмолвки в старых книгах...
Отец. Его отец.
— Покажите мне эти записи, — сказал он. — Я хочу прямо сейчас увидеть
— Даже не отдохнёте с дороги? — вежливо уточнил Ректор.
— Я не устал. Прошу Вас, отведите меня к ним.
— О, в этом нет необходимости — я схожу за ними сам... Они в моём кабинете. Можете подождать с профессором Пиартом, обсудить детали — профессор, мне кажется, погрузился в эту тему...
— Разве что по колено, — неуклюже отшутился Пиарт. — Мы, пожалуй, выйдем: тут жарковато.
Когда из удушливой бани они наконец вышли на приятный вечерний воздух, а Ректор тем же размеренным шагом направился в сторону главной башни, Пиарт настороженно покосился на Мея:
— Перед тем, как просматривать записи, отдайте их мне ненадолго.
— Зачем? — удивился Мей. — Разве они не хранились у Вас раньше?
— Да, но... — он замялся. — Я хотел бы сверить их со своими копиями. Им это не повредит, как и нашему делу.
«Он снял копии и собирается проверять записи после того, как они побывали у Ректора», — отметил про себя Мей. Кажется, в Академии далеко не всё так чинно и безоблачно, как ему представлялось.
— Вы не доверяете Ректору? — он понизил голос, чтобы их не расслышали проходившие мимо студенты.
— Я никому не доверяю, господин Меидир, — хмуро ответил Пиарт. Мей только сейчас заметил, что руки у него в чернильных пятнах, а под ногтями земля. — Всё это куда шире одной смерти.
ГЛАВА X
«... он так неудачно оправдывался, что она боялась окончательно убедиться в его вине»
Нери бежала и бежала — до пота, удушья и колотья в сердце — потом, выбившись из сил, переходила на шаг, а восстановив дыхание, бежала снова. Она давно поняла, что её почему-то не преследуют, но это было уже совершенно не важно. У неё не осталось мыслей — только ощущение собственного тела, сокращавшихся мышц, ритма вдохов и выдохов. Настал момент, когда зеленовато светящаяся луна ушла за горизонт, и в белесом свете Нери узнала круглый валун — один из тех, которыми отмечались земельные границы. Она миновала земли Маантраша.
В ложбинках между холмами то и дело чернели деревушки, но она ни разу не свернула с прямого пути. Рассвет застал её у подножья одного из таких холмов, заросшего высокой травой. Какое-то странное, тяжёлое отупение овладело Нери; ей не хотелось ни о чём думать, ни о чём вспоминать; в голове было пламя, крики и кровь. Возле корней огромной акации с тенистой кроной бежал ручеёк, и Нери, страдавшая от жажды, приблизилась, чтобы напиться. Она жадно приникла губами к воде в горсти и поняла, что вокруг потемнело: скоро дождь. Ливни в это время года быстро приходят и долго тянутся; дерево, под которым она находилась, прекрасно подходило для того, чтобы переждать дождь. Едва не падая с ног, Нери добрела до ствола и привалилась к нему
Как тот ужас, что произошёл, мог произойти на самом деле? Как такое может быть правдой? Нери спрятала лицо в ладонях, будто надеясь спасти от преследовавших её страшных картин, и с удивлением обнаружила, что щёки мокрые от слёз. Наверное, всё это время она не прекращала плакать.
— Духи, что мне делать? — прошептала она, но тут же поняла, что нет смысла взывать к духам: ни один из их сонмов не пришёл ей на помощь этой ночью, ни один не отвёл беду. Она совсем одна, в изодранной ночной одежде, в грязи и крови, с пустыми руками, посреди чужых земель. Сердце Маантраша разграблено и сожжено, а её родители убиты.
Родители.
При одной мысли об этом Нери охватила дрожь, а горло сжалось от новых рыданий, но она дала самой себе пощёчину, преисполнившись презрения. Кто она, в конце концов, такая? Она мона, к тому же Владетельница Маантраша, и низко всю жизнь плакать, как простая девчонка, предаваясь скорби — как бы больно ей ни было.
Владетельница?
Эта мысль зазвенела где-то на краю сознания, как удар в гонг, как песня о надежде. Ну конечно! Если бы мон Гватха действительно умер, как сказала Шильхе, его Сила перешла бы к ней — Сила обесчещенного Маантраша. Она не знала, как именно это должно случиться, но была уверена, что такое нельзя не заметить. Так значит, он жив, жив!.. Но, скорее всего, ранен или, уж точно, в опасности... Бежать, немедленно вернуться, чтобы помочь... Безумие — она слишком слаба, она одна, она только попадётся им в руки, а отца спасти не сумеет. От отчаяния Нери готова была царапать древесную кору.
Где-то совсем рядом прогрохотал гром, а дождь стал расходиться. Опять гроза, под акацией оставаться опасно. Нери запахнула одежду и спустилась ниже по холму. Её сразу же облил дождь, но сил стоять не хватало, и она, мысленно махнув рукой, опустилась на мокрую траву. Растаять, стать частью этой влажной земли — вот чего ей хотелось. Почему, почему сейчас она так беспомощна?
Братья Хаши — так назвала их Шильхе. Впрочем, возможно, что няня что-то напутала — так же, как со смертью мона Гватхи. Она не могла видеть, как его убили, просто не могла. Он ещё вполне сильный мужчина, да и никогда не путешествует без охраны. Шильхе ошибается, иначе и быть не может.
Но всё-таки — кто эти люди и зачем они совершили всё это? В округе, насколько могла судить Нери, и ночью и сейчас было спокойно: никаких криков, костров и вооружённых отрядов, никаких всадников. Они пришли именно в их дом — с намерением, кажется, увезти её и убить её родню. Почему так? Полная бессмыслица. Лёжа под потоками ливня с закрытыми глазами, Нери могла только недоумевать. Вполне вероятно, что всё это как-то связано со смертью рагнара — но как? Беспорядков быть не должно, ведь у рагнара есть законный наследник. Это не похоже на восстание рабов или нашествие иноземцев — да и от границ Маантраш далеко, в глубине Рагнарата и всего континента. Если они хотели похитить её, чтобы потребовать выкупа — зачем поджигать дом и покушаться на жизнь её родителей? Если хотели свести какие-то счёты с моном Гватхой — зачем оставлять её в живых? Всё это отдавало безумием пострашнее того, что забрало её мать.