Пророчество Двух Лун

Ленский Владимир

— Началось с похорон. Понятное дело, мне-то эту работу не поручили, но мне же обидно! Я лучшая. В каждом деле что главное? Любить. Я люблю их. Всех моих мертвецов. Я умею их устроить. Те, другие, — у них только материал есть хороший, понимаете? Бархат, красное дерево.

— Кто умер? — спросил Ренье, тоже жуя.

— Из Академии профессор. Алебранд — так его звали.

— Алебранд?- Эмери изумленно уставился на Генувейфу.

Ренье перестал жевать и замер.

Преподаватель оптики, магистр Алебранд очень хорошо знал свой предмет и неизменно пользовался

большим уважением студентов, хотя неприязненного отношения к большинству своих учеников магистр даже не пытался скрыть. Странно, что он умер. Он казался несокрушимым и вечным. Он даже не был слишком старым.

— У него случались запои, — пояснила Генувейфа в ответ на невысказанные мысли своих собеседников. — Обычно он запирался у себя в доме. Так мне рассказывали о нем. А тут он выбрался и отправился куда-то. Он упал с дерева и расшибся. Наверное, хотел левитировать. Я его понимаю, — с важностью добавила она. — Он учил других левитации, а сам не умел.

— Разбился, упав с дерева? — пробормотал Эмери. Алебранд?

— Ну да, его привезли в Коммарши черного-черного. Это от прилива крови, — подхватила Генувейфа. — Прибежала магистерша, госпожа Даланн, она ему родственница или что-то в этом роде. В Коммарши ее считают уродкой, но я так не думаю. В ней есть особая красота.

Ренье шевельнул бровями, а Эмери нетерпеливо постучал пальцами по столу. У обоих имелось собственное мнение касательно наружности госпожи Даланн, низкорослой, коренастой, с многочисленными бородавками на лице. По забавному стечению обстоятельств именно эта некрасивая дама преподавала в Академии эстетику. И, кстати, неплохо преподавала.

— У нее ярко выраженная наружность. — Генувейфа пощелкала пальцами, как бы стараясь таким образом лучше донести свою мысль до слушателей. — Это всегда положительно.

— Только не будем открывать диспут об эстетике безобразного! — умоляюще произнес Ренье. — Что она сказала, госпожа Даланн?

— Она потребовала от городской коллегии, чтобы господина Алебранда похоронила самая лучшая погребальная контора. Выложила кучу денег за погребение. Меня, конечно, не пригласили, хотя наша династия — самая древняя!

— Династия? — переспросил Эмери.

Генувейфа приосанилась и кивнула.

— Да. Мы — гробовщики от века. Так отец говорил. Может быть, я оттого полоумная, что в нашей семье были даже близкородственные браки, а это признак вырождения.

— Очень интересно, — вставил Эмери, кривясь.

— Да, — кивнула девушка, — и это тоже признак древности рода. Вырождаются только старинные фамилии. Вроде нашей.

— Еще один спорный вопрос, того же разряда, что и красота госпожи Даланн, — вздохнул Ренье. — Давай вернемся к похоронам.

Генувейфа заметно оживилась. Блинов на блюде поубавилось, чуткая хозяйка принесла второй кувшин с сильно разбавленным вином и добавила блинов.

Генувейфа поскорее затолкала в рот еще парочку и проглотила. «Ужас, как она лопает. И притом остается такой тощей», — думал Эмери, наблюдая за ней. Мелодия Генувейфы все время изменялась, как

будто одна эта девушка на самом деле состояла из десятка скачущих девушек и у каждой имелось собственное настроение.

— Она выложила целую гору денег! — сказала Генувейфа. И показала рукой — какую. Выходило, действительно огромную, выше макушки. — Во-первых, чтобы гроб из красного дерева. Внутри — бархат, снаружи позолота. Во-вторых, чтобы гроб сразу закрыть. Она-де заберет покойника прямо в закрытом гробу. Хочет отвезти его родне. В общем, мол, у них так принято. Не знаю! — запутавшись, выкрикнула Генувейфа в отчаянии от собственного косноязычия.

Ренье ласково погладил ее по руке.

— Запей блины. Не торопись. Мы приблизительно поняли, о чем ты говорила. Даланн хотела, чтобы Алебранда устроили в роскошном гробу и заколотили крышку?

— Да. — Генувейфа выхлебала полкувшина разом, выдохнула и повеселела. — Как ты ловко все обобщил, Ренье!

Ренье отметил слово «обобщил»: вероятно, расставшись с Ренье, Генувейфа продолжала водить знакомство со студентами.

— Рассказывай дальше, — попросил Эмери. — Сдается мне, история на этом только началась.

— Да. — Девушка кивнула и с удивлением заметила: — Я, кажется, наелась…

— Вот и чудно. Здешняя хозяйка будет в восторге.

— Ты ей скажешь?

— Непременно.

Генувейфа повздыхала, прислушиваясь к непривычному для себя ощущению сытости, а затем заговорила:

— Мне все не давал покоя этот гроб. У меня, понятно, нет таких материалов, но поглядеть не мешает. Вдруг я получу Знак Королевской Руки и разбогатею? Тогда я тоже буду делать такие гробы.

— Ты забралась в чужую контору? — догадался Ренье.

Генувейфа кивнула.

— Гроб стоял закрытый. Я осмотрела его снаружи, а потом отодрала крышку и заглянула внутрь. Там-то, внутри, самая красота! Я люблю, когда заказывают обивку. Очень красиво, понимаете? Уютно так. Глазу приятно. А у них был бархат. Я точно знаю, бархат.

Она помолчала немного и добавила:

— Я никогда раньше не трогала бархат. Он на ощупь как шкурка зверя. Мыши, например.

Она задумалась, зашевелила пальцами, припоминая приятное ощущение.

— Я подарю тебе кусок бархата, — обещал Ренье. — Будет только твой. Сможешь мять и тискать его, сколько душе угодно.

— В гробу лежали камни, — сказала Генувейфа. — Бархат, подушка, украшения — все на месте. А посреди этого — камень.

— Ничего не понимаю! — Эмери даже привскочил, услыхав такое. — Камни?

— Да.

— Даланн решила похоронить вместо Алебранда камни? Но зачем?

— Наверное, Алебранд на самом деле не умер, — предположил Ренье. — А ей для чего-то понадобилось скрыть это обстоятельство.

Генувейфа помотала головой.

— А вот и не угадали! — с торжеством объявила она. — Алебранд и был эти самые камни. Я его узнала. Кое-какие черты сохранились. Человек, когда долго лежит в гробу, начинает разваливаться… А Алебранд окаменел.

— Гном! — вырвалось у Эмери. — Вот что она хотела скрыть!