Пророчество Двух Лун
Шрифт:
Он коснулся дверной ручки, и, как и в первый раз, королева сама распахнула дверь: она стояла прямо на пороге, прислушиваясь к малейшим звукам.
Ренье замер, глядя на свою повелительницу.
Высокая, стройная, с короной медных волос, сегодня королева предстала перед Ренье в неожиданном обличье: на ней было полупрозрачное серое одеяние, бесформенное, падающее складками до самого пола. Ее руки оставались открытыми, и, когда она шагнула назад, отступая от порога и позволяя гостю войти, Ренье увидел кончик
В противоположность этой интимной одежде волосы ее были убраны в тугую прическу и подняты на затылок.
— Входи скорей, — быстро проговорила она и, протянув руку так, чтобы коснуться его, заперла за ним дверь. — Идем.
Она повернулась и почти побежала в комнату. Ренье устремился за ней. Он боялся лишний раз дохнуть и решительно не знал, чего ожидать от ее величества. Женщина, эльфийка, королева. Ренье достаточно насмотрелся на Уиду, чтобы понимать, насколько опасно может быть для мужчины подобное сочетание.
Она остановилась. Ренье огляделся по сторонам. Он помнил эту комнату. Помнил эти маленькие мраморные фонтанчики на стенах, эти тонконогие столики со светильниками, вазочками, разбросанным рукоделием.
Несколько диванчиков выглядели так, словно намекали: «Мы ужасно неудобные диванчики, мы холодные, потому что обиты шелком, мы скользкие — по этой же причине, а кроме того, у нас горбатые спинки, так что не вздумайте на нас садиться».
Ренье внял этому предупреждению и остался на ногах.
Свет, падающий из больших окон, заливал фигуру королевы. Она казалась немолодой, уставшей. Очертания ее лица смазались, расплылись, глаза казались большими и не такими дикими, как у Талиессина. Просто утомленная невзгодами, ласковая женщина.
Жар бросился Ренье в голову. Под полупрозрачными одеждами она была обнаженной. Ее тело сияло и в отличие от лица было совершенным: четкие линии, идеальные формы.
Неожиданно он понял, чего она добивается. Он покачал головой.
— Где мой сын? — спросила королева, наступая на него.
Серый шелк одежд колыхнулся, на Ренье повеяло едва уловимым ароматом ее кожи.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, ваше…
Она положила ладонь ему на губы.
— Тише. Не надо лгать. Я знаю Адобекка. Он отправился за Талиессином. Он не вернулся бы один, без него. Где мой сын?
— Ваше ве… — пробормотал Ренье. Он касался губами ее пальцев. Неожиданно она просунула указательный палец ему между губами, и он машинально стиснул его.
— Ты ведь лжешь, мальчик? — сказала королева.
— Да, — сдался Ренье.
Она не выпустила его, напротив: подошла вплотную и провела кончиками пальцев по его шее. Задела ямку между ключицами и, когда он содрогнулся всем телом, засмеялась.
— Я знаю, чего хочет Адобекк, — сказала она. Я знаю, чего он добивается. Когда приедет Вейенто, моего милого
— Разве ваше величество не может притвориться? — пролепетал Ренье, чувствуя, как у него подкашиваются ноги.
— Я Эльсион Лакар, я не могу притворяться, когда речь идет о жизни, смерти или любви! — резко ответила она. — Мой кузен сразу поймет, что я его обманываю. Нет, мне нужна по-настоящему хорошая причина выглядеть счастливой.
Она притянула к себе молодого человека, ладонью отвела волосы с его лба.
— Ты бываешь удивительно похож на своего дядю, — сказала она, улыбаясь. — Ты ведь бастард, Ренье, ты должен знать толк в любви. Это у тебя с рождения.
И, видя, что он боится поверить происходящему, тихо засмеялась.
— Мы не обязаны встречаться с тобой часто. Может быть, достаточно будет и одного раза. И мне, и тебе. После этого жизнь пойдет немного по-другому… а это именно то, чего я сейчас добиваюсь.
Ренье сразу понял, что любовь королевы изменила его. Женщины, с которыми он случайно сталкивался на обратном пути к дому, бледнели; Эмери, встретив сумасшедший взгляд брата, постучал себя пальцем по виску; Адобекк подозрительно нахмурился, а Уида прямо объявила ему:
— От тебя пахнет эльфийкой.
Только с Уидой он решился поговорить об этом. Отчасти потому, что она оказалась прямолинейнее всех, отчасти — из-за того, что сама была Эльсион Лакар и, наверное, могла кое-что объяснить.
Они устроились ночью на кухне, вдвоем, и подъедали оставшийся с вечера пирог с яблоками. Великолепно пренебрегая ножами, они отколупывали от пирога кусочки, иногда сталкивались пальцами и сердито ворчали друг на друга.
Горела единственная свеча. Было темно и таинственно — наилучшая обстановка для откровений.
Уида сказала:
— Ты был в ее постели. Да? Я сразу уловила этот запах. — Она помотала головой. — Нет, это не запах, это скорее звук… Как будто к каждому из волосков на твоей голове привязали по крохотному колокольчику и весь ты звенишь… А что ты чувствуешь?
— Как будто поцеловал вечность.
Он отправил за щеку большой кусок сладкого пирога и надолго залепил себе рот.
Уида последовательно скорчила несколько выразительных гримас.
— Не слишком лестно для женщины. «Вечность»! Никогда ей этого не говори.