Пророчество огня
Шрифт:
Я хотела, чтобы все это наконец-то прекратилось, и мы добрались туда, куда направлялись. Бойся своих желаний! В какой-то момент я поняла, что не чувствую ударов, и подняла голову. Оказалось, из города наша повозка уже выехала и перемещалась по широкому полю, заросшему травой. Толпа молча следовала за нами. В глаза со лба потекла кровь, и я попыталась стереть ее, не учтя, что руки мои были еще в более плачевном состоянии. Измазавшись в крови полностью, я оторвала кусок от подола платья и попыталась исправить ситуацию. Эти рутинные хлопоты немного привели в чувство, но ненадолго. Глянув мельком вперед по ходу повозки, я обомлела. Даже отсюда, на расстоянии полукилометра, был виден мой будущий костер: дрова аккуратными рядами были сложены вокруг высокого постамента со столбом.
Лучше бы я не приходила в себя. Однако это было неизбежно: кто-то прыснул водой в лицо и отхлестал по щекам.
— Очнись. Настало время очищения!
Я открыла глаза и увидела лицо пожилого мужчины. Он был в сером плаще, но уже без капюшона. Все трое инквизиторов, или кто они в этой реальности, стояли рядом со мной. Женщина оказалась блондинкой бальзаковского возраста обычной внешности: светлые ресницы, светлые брови, тонкие губы. Однако же татуировка у виска и горящий фанатизмом взгляд делали ее незабываемой. Рисунок татуировки был слишком сложен, чтобы понять, что там изображено. Собственно, такой был у всех троих моих сопровождающих.
Пошевелилась, и испарина прошила все тело. Я была привязана к столбу, поэтому могла только немного крутить головой — ни на какие другие движения мое тело, обмотанное веревкой, способно не было. Со своего постамента, а он возвышал меня на несколько метров, я видела людей и странное место, в котором мы все находились. Костер сложили на огромном поле, примерно с три футбольных по величине. Оно было окружено лесом. Можно было бы предположить, что казнь вынесли за черту города по соображениям безопасности, но, думаю, дело было в другом. Это место казалось неким археологическим участком. Вокруг стояли полуразрушенные сооружения, возможно, остатки древнего храма. Куски колон или части стенных конструкций торчали из-под земли. Точнее, не совсем земли. Центр этого поля представлял собой каменную пластину, на которой не росло ни одной травинки. Каменный пол был круглой формы, и, насколько я поняла, мой костер располагался прямо в его центре. Толпа стояла за пределами каменного настила, диаметр которого составлял метров тридцать. Ощущение, что я нахожусь в месте, где меня не просто казнят, а приносят в жертву, дополняли несколько статуй, подобных тем, что я видела у моей тюрьмы. Тут их установили по периметру каменного круга таким образом, чтобы каждая из них смотрела на меня своими звериными глазами и, словно насмехаясь, провожала в последний путь.
А тем временем казнь шла своим чередом. Серые плащи зачитали приговор, толпа скандировала «Сжечь!», а какой-то мужик с факелом подошел к дровам, которыми был обложен мой постамент. Мамочки! Отче наш! Иже еси на небеси! Спаси и сохрани! Что мне нужно было сказать в тот момент, чтобы этот ужас закончился, я не знала. Начала биться в истерике, слезы застлали глаза. «Нет-нет-нет», — стучало в мозгах.
Сквозь собственные рыдания я услышала усилившиеся вопли толпы и различила отдельные слова. Они кричали: «Да здравствует король!». Что? Какой король? Посмотрела вниз и поняла, что пока меня еще не жгут, а к нашему костру приближается группа всадников. Богато одетые мужчины, среди которых выделялся один на белоснежном коне. Наверное, это и есть король! Сердце забилось в надежде. Может, он пришел разобраться с творящимся безобразием, и меня сейчас отпустят? Мне очень сложно было что-то предполагать, потому что эта реальность была очень нереальной. Я пыталась как-то заземлиться разумом и мыслить в рамках текущих обстоятельств. Я хотела свободы, хотя плохо представляла, что буду с ней делать, ведь мне, по сути, тут нет места. Но все же главное — это жить!
Монарх приблизился, спешился со своего коня и лихо вскочил на мое возвышение. Он подошел ко мне, а я вся подалась навстречу своему спасителю, по крайней мере, я на это надеялась. Иначе зачем самому королю так утруждаться? Вариант только один — моя амнистия в рамках громкого пиара.
Высокий брюнет с короткими волосами и тонким обручем короны на голове подошел ко мне вплотную,
Король поднял руку и погладил меня по щеке. Я безотчетно ждала, что он даст приказ развязать меня или по-рыцарски начнет сам резать веревки — на его бедре висел весьма внушительный меч.
— Мари! Мне так жаль! Но я прощаю тебя! Я понимаю, что твоя любовь ко мне привела тебя к такой участи. Я не мог не попрощаться, — сказал монарх, поцеловал меня в лоб и повернулся к толпе.
— Мой народ! Вы видите, как беспристрастен ваш король. Ради всеобщего благоденствия и торжества справедливости я отправляю эту женщину, леди Мариссу Раш, на очищающий костер, несмотря на то что она мне дорога. Ведьму, мятежницу и убийцу мы предаем огню.
Рев толпы и взмах руки монарха, призывающего к действию. Его легкая атлетическая фигура ловко соскочила с постамента, и этот высокородный индюк присоединился к зрителям.
Палач поджег дрова, которые весело затрещали, схватываясь все сильнее. Я смотрела на огонь, постепенно приближающийся к моим ногам, и почувствовала, что меня мутит. Тошнота почти перешла в рвотные позывы, когда первый лепесток лизнул мои ступню. Толпа замерла. А я… Мне не было больно. Совсем. Я наблюдала, как количество огоньков на моей коже быстро росло — они танцевали, разбегаясь по телу и покрывая его, но боли не причиняли.
Пламя разгоралось, снопы искр взлетали в небо, закрывая меня огненной стеной от зрителей. При этом и я сама, и мое платье не горели. Адреналин устроил в моем организме большой бадабум, я неожиданно начала смеяться, повторяя: «Гори-гори ясно, чтобы не погасло». Вероятно, именно так выглядит безумие. Видела, как сгорела веревка, освободив меня. Теперь я могла шевелиться. Поддавшись непонятному порыву, сделала шаг вперед, появившись на секунду перед зрителями из огня, и закричала: «Я не виновата!». Однако какая-то неведомая сила, словно спасая от дальнейших необдуманных поступков, наполнила мое тело и потащила в сторону. Перед глазами завертелось словно в калейдоскопе, появилось недолгое ощущение полета, затем — кувырок и все замерло. Обретя четкость зрения, я увидела, что опять оказалась в костре, плюхнувшись в него со всей дури с высоты.
Это был уже совсем другой костер — небольшой, какой я сама не раз разжигала в походах. В ушах звенело, поэтому я не воспринимала окружающие звуки. Только наблюдала, как какой-то здоровяк поднимает меня и держит на весу за шкирку. Рядом с ним стояли еще несколько мужчин и что-то эмоционально говорили, размахивая руками. Я продолжала болтаться на руке у великана, а со стороны леса к нам приближался еще один персонаж. Беглый осмотр местности показал, что я в лесу на небольшой поляне, где люди сделали привал. Я видела сумки с вещами, несколько лошадей на привязи и готовящийся на костре обед. Правда, если быть точнее, готовился он только до моего прилета: перевернутый котелок являлся печальным свидетельством моего вандализма. Состав группы, расположившейся на поляне, намекал, что передо мной исключительно мужская компания — один из них меня держал, трое стояли рядом. И, судя по всему, сейчас к нам направлялся главный.
Моя контузия постепенно проходила. Вернувшийся слух позволил услышать разговор мужчин. Здоровяк так и держал меня в своей руке, посматривая как на инопланетянина, а кто-то из его товарищей крикнул:
— Лекс, глянь, кто разорил наш костер. Баба! Любит погорячее, видать.
Мужской гогот грянул так громко, что даже птицы с окружающих деревьев поспешили убраться подальше. Громила все же поставил меня на ноги, а тот, кого называли Лексом, подошел и медленно окинул взглядом с ног до головы. Почему-то стало очень неловко от своего вида: я была грязная, вся в крови, слегка прикрытая рваным платьем; на голове спутавшиеся волосы, которые падали на лицо и вместе с кровью и копотью маскировали мою внешность до неузнаваемости. Да и запах, думаю, тот еще. Хотя в основном от меня пахло паленым. Хорошо, что все же не стошнило, это стало бы вишенкой на торте моего великолепия.