Пророк, огонь и роза. Ищущие

Вансайрес

 «Это нарушение традиции, — написала она, внутренне дрожа от изумления и ярости. — Никому не позволено видеть ваше лицо. Чем Хайнэ Санья заслужил такую честь? Вы ведь пока что даже не имели времени, чтобы пообщаться с ним наедине».

Она быстро запечатала послание и кликнула слуг более раздражённым голосом, чем раньше.

На этот раз ответа она ожидала с сильным нетерпением. Он снова опаздывал, и принцесса решила было, что её ожидает длинное послание, в котором Онохнто подробно перечисляет все достоинства калеки, однако ошиблась: письмо состояло из пары фраз.

«Госпожа,

в моей стране человеку, которого ты хочешь видеть своим другом, было принято преподносить самое дорогое, что у тебя есть. Возможность видеть моё лицо — это единственное, что я могу подарить Хайнэ, больше у меня ничего нет».

Все слова были выведены кистью очень старательно, как у прилежного школьника, и в то же время была в этом почерке такая неуловимая лёгкость, какой никогда не встретишь у самого лучшего каллиграфа или переписчика, в совершенстве выполняющего свою работу.

Принцесса пробежала послание взглядом ещё раз, и ещё, и ещё.

Наконец, она отложила его с шумным вздохом и откинулась головой на подушки.

Вслед за яростью она ощутила какую-то странную растерянность — и с этим человеком, которого она выбрала себе в мужья, всегда было так. Она не понимала его, он приводил её в недоумение, в замешательство, и в то же время странным образом успокаивал.

Сначала она чувствовала умиротворение подле него, как будто её захлёстывала волна тёплой воды; она отдыхала, словно качаясь на волнах тёплого озера. А вслед за этим кратким периодом восстановления сил её захватывало жгучее желание — схватить его, удержать в руках, сделать его своим, утвердить как-то это право обладания. Но именно это желание и не получало удовлетворения: он покорился во всём, его почти назвали её мужем, он готов жить во дворце, который станет для него золотой клеткой, и в то же время внутренне он настолько же свободен и далёк от неё, как и в тот момент, когда она впервые его увидела.

Тот момент…

Ему предшествовали семь лет бесплодных поисков, смотрин, отвергнутых женихов, к какому бы семейству они не принадлежали.

Императрица-мать верила, что дочь её ищет того, кого полюбит, придворные и вся страна недоумевали, а сама Таик отказывала даже тем матерям, союз с сыновьями которых сулил значительное пополнение казны и был не так уж плох с точки зрения благородства крови.

Лишь однажды она призналась самой себе, в чём дело, и позже больше никогда не возвращалась к этой мысли. После того, как Даран привела во дворец мальчика Санью, после того, как принцесса уже успела представить своих детей с частицей проклятой божественной крови, она уже не могла видеть в качестве своего мужа никого иного. Счастливый случай, провидение, Великая Богиня — как угодно! — спасли её тогда от заключения союза с будущим бесплодным калекой, но мучительная тяга к крови Санья осталась, сколько бы она ни пыталась в себе её задавить, сколько бы ни кричала, что всё это сказки. И ни один из людей не выдерживал сравнения — не с Хайнэ-калекой, о нет — но с этим размытым образом, воплощающим в себе абстрактные качества божественной крови, ненавистной и притягивающей одновременно.

— Выше божественного атрибута может быть лишь само божество, — проронила однажды Даран, когда седьмой год бесплодных поисков подходил к концу.

Принцесса вздрогнула и поняла, что то, в чём она лишь однажды решилась признаться себе, никогда не было секретом для Верховной Жрицы.

— В те времена, когда ваша матушка ещё принимала ко двору иноземных послов, я слышала одну любопытную историю, — продолжила Даран. — У креонов бытует легенда, что Богиня Любви возвращается на их землю раз в пятьсот лет, и в этот

раз выбрала для воплощения мужское тело. Эти послы рассказывали, что видели мальчика, сына простого рыбака, который прекрасен так, что даже смотреть на него больно, и единственный взгляд в его сторону будто бы заставляет сердце разрываться от любви. Это было девятнадцать лет назад, к теперешнему времени мальчик должен был превратиться в юношу.

— Бред, — отрезала принцесса.

Однако через месяц снарядила корабль к Крео — государству-архипелагу, находящемуся в двух неделях морского пути от Астаниса и являвшемуся его ближайшим соседом в безграничных водах Западного океана.

Исключительно чтобы посмеяться над Даран с её верой в глупые россказни двадцатилетней давности.

К родителям вышеупомянутого мальчика принцесса, разумеется, отправилась инкогнито, однако те каким-то образом догадались, что перед ними высокопоставленные гости, и рухнули на колени.

— Много разных легенд сочиняют, сами знаете, как это в народе бывает, — говорили они. — Нам, конечно, приятно, да только всё это неправда. Сына нашего мы в волнах не нашли, как любят присочинить, и фея никакая нам не являлась, чтобы принести младенца в колыбели из цветов, и даже звона серебряных колокольчиков, что предвещает появление чудес, мы не слыхали. Кайрихи родился, как рождаются все обычные дети. И рос, как обычные дети. Да только красивый слишком, с этим не поспоришь, отчего все сказки и пошли… И вот ему уже двадцать три, а с браком до сих пор не сладилось, и иногда мы и сами начинаем вспоминать поверье. Какое поверье? Да такое, что человек, которого Богиня Любви выбрала в качестве своего нового воплощения, не должен связывать себя узами брака, иначе это обернётся глубочайшим несчастьем. Любовь, которой он полон, и красота, которой он отличён, должны быть предназначены всем людям, а не одной только жене, как бывает с мужчинами. Так говорит легенда. И ладно бы только это, может быть, желающие бы всё равно нашлись, но Кайрихи и сам ни к кому любовной страсти не проявляет, женщины никогда не знал и не хочет знать.

Таик слушала всё это с чувством внутреннего удовлетворения — что теперь скажешь, Даран? — однако под конец всё же захотела увидеть юношу, объяснив это тем, что она, чужеземка, приехала из далёкой страны, наслушавшись про удивительную красоту рыбацкого сына, и теперь хотя бы хочет взглянуть на него своими глазами, чтобы удостовериться, сколько в слухах правды, а сколько — лжи.

— Отчего же нельзя, можно, — засуетилась мать. — Многие приходят на него полюбоваться, кто-то говорит — даже от болезней помогает.

И принцесса отправилась посмотреть на юношу.

Тот работал в это время в саду — подвязывал розы.

Странное это было государство, Крео — сотни крохотных островов, население которых поголовно было занято рыбацким промыслом. Земли катастрофически не хватало, еды — тоже, и, тем не менее, каждый считал своим долгом развести хотя бы небольшой садик, засаженный даже не овощами и фруктами, а цветами, отчего воздух был буквально пропитан сладким, кружащим голову ароматом, смешивавшимся с запахом морской воды.

Перед тем, как пойти в сад, принцесса решила всё-таки переменить наряд, и набросила на своё простое тёмное платье парадную накидку, расшитую золотом и драгоценными камнями. Всё равно родители юноши догадались, что перед ними высокопоставленные гости, так есть ли смысл продолжать этот маскарад?

К тому же, Таик в глубине души злилась и досадовала на себя, что согласилась на это путешествие, что появилась в бедном рыбацком доме, что, желая посмеяться над Даран, подняла на смех саму себя — глупо было это отрицать.