Пророк, огонь и роза. Ищущие
Шрифт:
Таик приказала собираться в путь, непременно желая отплыть этим же вечером, какая бы погода ни случилась, пусть даже страшный шторм.
— Вы, жрицы, кажется, должны уметь управляться со стихиями. С волнами и ветром, разве не так? Вот и утихомиришь бурю, — насмешливо бросила она в сторону Даран.
Та промолчала.
Принцесса великодушно позволила Кайрихи захватить с собой кое-что из вещей — то, что было ему дорого — однако он не взял ничего, кроме нескольких веточек роз.
— Розы есть и в нашей стране, — промолвила принцесса, увидев, как он срезает цветы. —
Однако самому Кайрихи ничего не сказала.
Несколько часов спустя они покинули крестьянский дом.
Выходя из крохотного садика, засаженного цветами, принцесса, к своему изумлению, обнаружила, что Кайрихи провожают — десятки, а, может, и сотни соседских жителей, непонятно каким образом прознавших о том, что происходит.
Все они молчали, и только смотрели своими непривычно светлыми глазами, выделявшимися на загорелых лицах — смотрели с тоской, злобой, отчаянием.
И в этот момент принцесса словно вновь пережила самый страшный момент в своей жизни — сцену почти двадцатилетней давности, когда её, девятилетнюю избалованную девочку, наследницу престола, увозили из столицы неизвестно куда. До этого были роскошь приёмов, которые устраивали во дворце утром и вечером, восхищение перед матерью, являвшей собой образец ума, благородства и красоты, нежная любовь отца, уверенность в своей судьбе и в славном будущем — а потом, в одну ночь, всё закончилось.
Отец умер, мать перестала выходить на люди, дворец погрузился в темноту. Девятилетней девочке никто ничего не говорил, но она, при всей наивности, свойственной чрезмерно избалованному ребёнку, уже умела слушать там, где надо, и услышала — то, что нашёптывали в мигом опустевших тёмных коридорах тени.
Императрица сошла с ума!
И подстроено всё это было Эсер Саньей, которая мечтает лишь об одном: восемьсот лет спустя вернуть корону Императрицы женщине с кровью Санья — себе или своей дочери.
Скоро, скоро Санья нанесут удар… Если жрицы встанут на их сторону, то для императорской фамилии всё будет кончено. А если учесть, что нынешняя Верховная Жрица — сама по происхождению Санья…
Девятилетняя девочка впервые услышала о том, что её могут убить, и тот факт, что она вообще смертна, стал для неё первым потрясением в длинной череде ударов судьбы. Как так, она, наследница престола, будущая Светлейшая Госпожа, та, которой по праву принадлежит престол — и может умереть? Может быть убита собственными подданными? Предана Верховной Жрицей, которая, как её учили, является духовной и божественной сестрой Императрицы?
А потом девочку усадили в карету, не позволив взять с собой ни роскошных нарядов, ни кукол, и повезли через всю страну по разбитым дорогам, через беднейшие провинции страны, мимо нищих деревень.
И принцесса, которая никогда не покидала дворца и была абсолютно уверена в том, что мир состоит из домов с золотыми крышами и мозаичными окнами, впервые увидела лачуги, наспех сколоченные из досок, помои, которыми улицы были затоплены, точно водой
Она увидела страшные, немытые, бледные, как у призраков, лица людей, которые смотрели на неё с тупой злобой и, казалось, только и мечтали наброситься и разорвать на части — и навсегда возненавидела простолюдинов, так же, как ненавидела к этому времени жриц и семью Санья.
Это был самый страшный период в её жизни.
Но потом всё стало медленно приходить в норму.
Слухи о готовящемся перевороте и убийстве наследницы престола поутихли, жрицы ни на чью сторону не перешли. Императрица начала изредка появляться на людях и, хоть состояние её и оставляло желать лучшего, но всё же объявлять её окончательно помешанной было рано. Эсер Санья осела в провинции Канси и, казалось, была занята одним — приумножением своего потомства и своего золота.
Совершив над собой громадное усилие, принцесса вернула себе то, что было растоптано жуткой поездкой через трущобы и ощущением, что убийцы гонятся за ней по пятам — сознание своей исключительности, своего предназначения, своего божественного права на трон и власть, которого не смогут отнять никакие Санья.
Она заставила себя смягчиться по отношению к жрицам, ежедневно напоминая себе о том, что они — опора государственной власти, и что Даран всё-таки не предала её мать.
Она стала женщиной, и любовные ласки навсегда изгнали из её постели ночные кошмары.
Воспоминания потускнели и стали казаться детской страшилкой — когда-то давно это было жутко, но сейчас над ними можно было только посмеяться.
И лишь сейчас, на недолгое мгновение, они ожили во всех своих красках перед принцессой, вновь окружённой ненавидящими её людьми.
Она, почти не отдавая себе отчёта в своих действиях, вцепилась в руку юноши, которого уводила на корабль, точно пленного.
И он вдруг остановился, окинул взглядом своих соседей и сказал им что-то успокаивающее, ласковое.
Что-то вроде: «Я не вернусь, но так должно было случиться, ничего страшного, так будет лучше».
Кто-то в толпе зарыдал.
К счастью, закончилось это довольно быстро — принцесса села в паланкин, и шёлковые занавеси навсегда скрыли от её глаз крытые листьями хижины и босоногих жителей островка, провожавших в далёкое плавание своё юное ласковое божество.
Тем же вечером корабль отправился обратно к берегам Астаниса; царил полный штиль, и Даран не пришлось демонстрировать свои способности — или же их отсутствие.
Принцесса приказала переодеть Кайрихи в подобающий наряд. Она была уверена, что поначалу он, рыбацкий сын, привыкший носить холщовую одежду, будет выглядеть в нём довольно нелепо, однако этого не произошло — он не наступил случайно на длинную полу одеяния, не согнулся под тяжестью расшитых драгоценными камнями накидок, не запутался в широких, ниспадающих до самого пола рукавах.
Стоял третий месяц Воды, и одежда соответственного сине-зелёного цвета удивительно шла к цвету его глаз, а многочисленные изумруды оттеняли их необыкновенную глубину.